— Вы в порядке? — спросила она.
— Думаю, это зависит от того, что ты вкладываешь в эти слова, — ответил Трой и громко рассмеялся, прежде чем сделать еще один глоток.
Она смотрела, как Тиффани вышла через заднюю дверь. Чарльз встал и последовал за ней.
— Люди просто плохо выглядят на своих похоронах. — сказал Трой, его глаза остекленели от алкоголя. — Едва ли похожи на самих себя. Такой позор. Хорошо, что у твоего папочки был закрытый гроб. Я бывал на похоронах, где люди выглядели совершенно иначе, чем при... — Он резко замолчал, и его румяные щеки покраснели. — Прости, милая. Итак, как поживает твоя мама? С ней все в порядке?
Хейли сделала шаг назад.
— Извините. — Она не слышала, чтобы кто-нибудь произносил имя ее отца в последние семь месяцев, не говоря уже о том, чтобы говорить о нем, мертвом в гробу. Она поспешила в туалет.
Плеснув в лицо прохладной водой, заперлась в одной из кабинок и прислонилась к проржавевшей двери цвета авокадо. Она знала, что ей не следовало идти, но Тиффани умоляла ее. Теперь она ругалась с Чарльзом на парковке, и кто знал, как долго они там пробудут? Хейли сделала глубокий вдох через рот и сосредоточилась на стене перед собой, потому что, если бы закрыла глаза, то ее разум унес бы ее туда, куда она слишком боялась попасть.
Глава 2
Он был лжецом. Ложь стала тем, что обеспечивало ему безопасность, жизнь и относительное здравомыслие, когда он был маленьким, и его мать забиралась к нему в постель. Когда он стал старше, и она продолжала делать это.
Он лгал обо всем и всем: своему надоедливому, краснолицему менеджеру в «Уинн Дикси», работодателю на его второй работе, мерзкой сестре, о которой был вынужден заботиться. Всем, с кем он сталкивался, находясь вне дома, всем, кого он когда-либо встречал. Иногда, когда ему везло, он даже умудрялся лгать самому себе.
Он был уверен, что людям нравился из-за того, кем он притворялся, и что, если бы они знали, кто он на самом деле, они пришли бы в ужас. Испугались бы за свою жизнь. Причинили бы ему боль. Эта мысль выбивала его из колеи почти так же сильно, как ужас, запертый в его голове.
Некоторые люди думали, что они близки с ним. Но нет. Он позаботился об этом. Если бы... они только знали.
В лесу уже стемнело. Очень тихо. Резкий контраст с тем, что происходило у него в голове. Множество ужасных, опасных мыслей, как фейерверк, взрываются, переполняют его череп.
Он чувствовал себя далеко не в своей тарелке, и так было всегда. Но что-то в этом лете особенно взволновало его. Его разум был скороваркой, которой отчаянно требовалось выпустить пар. Кричать на пруд было уже недостаточно. Он начал слышать крики в ответ.
Отмахнувшись от низко свисающей ветки, он поплелся вперед. Пара желтых глаз изучала его из высокой травы, и его сердце пропустило удар.
Это был больной бездомный кот, которого он назвал Йеном. В эти дни он следовал за ним повсюду: к пруду, через лес. Его отвратительная морда даже появлялась в крошечном окне его спальни в худшие моменты. За прошедшие месяцы глаза Йена стали злыми, и он не хотел иметь ничего общего с этим отвратительным животным.
— Оставь меня, черт возьми, в покое, Йен, — закипел он. Но кот не сдвинулся с места. Он просто стоял там, пугая его. — Отвали, я сказал! — Он бросился на кота. Тот взвизгнул и сбежал в темноту.
Он направился обратно в маленький дом, который делил со своей сестрой. Но он знал, что не сможет оставаться там долго. Он избегал его, насколько это было возможно. Дом принадлежал ей, его матери. Внутри он все еще чувствовал себя испуганным, злым маленьким мальчиком.
Вне стен дома он обычно мог притвориться тем, кем он был, и стать почти нормальным. Ложь стала его спасением. Но не в доме, месте, которое останется жестокой частью его жизни, пока сестра не окончит среднюю школу. Либо тогда, либо до тех пор, пока он не будет вынужден уничтожить ее.
Но когда он приблизился к дому, ему стало невыносимо входить внутрь. Свет в комнате сестры не горел, что могло означать только одно: ее нет дома. Но она была не единственной, о ком он должен беспокоиться. Иногда по ночам присутствие его умершей матери казалось слишком сильным.
Он решил прокатиться.
Глава 3
Прошло пятнадцать, может быть, двадцать минут, прежде чем Хейли вышла из туалета. Она оглядела бар. Тиффани и Чарльз еще не вернулись. Сырные палочки и содовая все еще стояли на столе, нетронутые. Она оставила пятидолларовую купюру и направилась к задней двери.
Хейли распахнула ее и вышла в теплую, липкую ночь. В воздухе висел гнилостный запах речушки, протекающей в Треспассе.