— Мы убежали из деревни, там немцы…
— А где ваши мамы?
— Не знаем…
Кто мы и откуда, не признались даже этой доброй бабушке.
Бабушка накормила нас картошкой с квасом, дала помыть ноги. Потом принесла охапку сена, разостлала на полу и положила спать.
Мы очень утомились и на мягком сене быстро заснули.
Назавтра она опять накормила нас. Мы спросили, где найти деревню с партизанами.
— Идите, детки, прямо, там спросите, — и она показала, в какую сторону идти. Мы поблагодарили добрую бабушку, попрощались и пошли дальше.
Так мы прошли двенадцать сел, пока не попали в деревню Барсучина. Остановились в хате крестьянина Кардимона. Тут мы уже не боялись немцев, — их близко не было. Рассказали крестьянину, кто мы такие.
Через два дня приехали два партизана — Жора и дядя Витя. Мы обрадовались, увидев своих бойцов. Расспросили, где теперь наш отряд.
— Ушел и уже далеко, — сказал дядя Виктор. — Если бы вы пришли дня на два раньше, мы бы отвезли вас туда.
Я спросила, где моя мама и сестра Аня. Живы ли они?
— Живы, — ответил он. — В отряде.
Дядя Виктор и Жора отвезли нас в партизанскую деревню Мирославка. Там нас разместили по разным квартирам.
Я попала в семью Павла Григорьевича Запруцкого. Я быстро привыкла к ним, они — ко мне.
Хорошо познакомившись с хозяйкой, тетей Анютой, рассказала ей, что я еврейка, что моя мама и старшая сестра в партизанах, а папа в Красной Армии. Но попросила, чтобы она об этом никому не говорила. И она не сказала даже своему мужу.
У Павла Григорьевича было четверо детей, всё их хозяйство разграбили немцы. Хозяева питались одной картошкой. Но это были очень добрые люди. Они относились ко мне как к родной.
Я прожила у них год и два месяца. За это время на их деревню часто налетали немцы. Хозяева отвозили меня на какой-нибудь хутор или в лес.
Однажды я сказала, что хочу научиться прясть, и дядя Павел сделал мне маленькую прялку.
В июне 1944 года пришли наши. Из бригады прислали партизана, который забрал меня и отвел в отряд. Тут я встретилась с мамой.
После расформирования бригады я с мамой приехала в Минск.
Вскоре вернулась и сестра.
Где теперь Тоня и Светлана, не знаю.
Инна Красноперко, 1934 года рождения.
Город Минск, Торговая ул., 26.
ПИОНЕРСКОЕ ЗНАМЯ
Мы жили в Добруже, на окраине города.
Когда немцы заняли Добруж, к нам однажды пришла соседка и сказала маме:
— Ты слышала? Немцы разграбили пионерский клуб.
— Скоро они и до нас доберутся, — ответила мама.
До войны я часто ходила в городской пионерский клуб. Как красиво было в нем! На стенах висели картины и плакаты. В отдельной комнате помещались пионерские рисунки, вещи, вышитые пионерским кружком рукоделия. На сцене ставились спектакли, выступала наша самодеятельность. Мне хотелось посмотреть, как выглядит теперь клуб. Одевшись и не сказав ни слова маме, я вышла из дому.
В клубе увидела своих подруг: Аню Скороходову и Соню Слетову. Они тоже пришли посмотреть, что произошло с клубом. Мы разошлись по комнатам. Немцев нигде не было.
В одной комнате я увидела поломанные столы, разбросанные книги, портреты. Вдруг в углу заметила красный сверток. Подошла к нему, подняла и развернула… Это было наше пионерское знамя, которое висело на сцене клуба. На шелковом полотнище золотыми буквами было написано: «В борьбе за дело Ленина-Сталина будь готов!» Я прочитала надпись, и сердце мое забилось. Я не хотела, чтобы немцы нашли и издевались над знаменем. Дрожащими руками я быстро свернула его, засунула под жакетку и крепко прижала к груди, чтобы не торчал сверток.
Пришла домой. Папа и мама сидели на крыльце.
— Где ты была? — спросила у меня мама.
— В пионерском клубе.
— Зачем? — удивилась она. — Что тебе там надо?
— Так, — ответила я и пошла в дом. Не могла же я во дворе говорить про знамя. Отец и мать вошли за мной в комнату. Я расстегнула жакетку, вынула из-под полы знамя и сказала:
— Вот что я принесла!
Мать развернула сверток и вскрикнула:
— Зачем ты его принесла? Что мы с ним будем делать?
— Надо спрятать…
— А ты знаешь, что будет, если знамя найдут немцы? Нас всех повесят…
— Если хорошо спрятать, то не найдут, — отозвался отец.
Я попросила маму во что-нибудь завернуть знамя. Она дала старый платок. Я начала заворачивать знамя. Отец не выдержал и сказал:
— Вот какая пора наступила… Свое надо прятать…
— Да и у меня в душе всё кипит, — призналась мама. — Но что сделаешь?.. Спрячем. Когда-нибудь поставим его на место.