— Дай яйка, — ответил он.
Я достал из кармана яйца и протянул солдату. Он обрадовался, что-то залопотал по-своему и дал мне четыре сигареты. Я тут же закурил. Солдат посмотрел на меня, усмехнулся и сказал:
— Гут киндер![9]
На следующий день я снова пришел к ним. Тот, который был помоложе, сидел возле пулемета, а старший возился у печки. Я попросил закурить. Старший достал сигарету и на ломаном русском языке сказал, чтобы я принес ему дров.
Я слез с вышки, насобирал щепок, что валялись вокруг, и принес их.
— Гут, спасибо! — сказал старший.
Через несколько дней я совсем подружился с ними и мог свободно приходить на вышку. После этого я пошел в отряд и рассказал обо всем командиру взвода Осипчику. Он дал мне толу и научил, как им пользоваться. Тол был завернут в тряпку. Я положил сверток в карман.
— Взорвешь вышку, беги к нам, — сказал Осипчик и объяснил, где партизаны будут меня ждать.
Я шел, и разные мысли теснились в голове. Мне казалось, что немцы догадаются о моем плане, схватят и повесят. «Нет, немцы знают меня и даже не подумают, что я хочу их взорвать!» — успокаивал я сам себя.
У железнодорожной линии я нашел кусок проволоки и сделал из нее крючок. Собрал дров и стал подниматься на вышку. На одном столбе я заметил щель, быстро воткнул в нее крючок. Потом поднялся на вышку и бросил дрова возле печки. Немцы обрадовались дровам и дали мне сигарету. Закурив, я начал спускаться с вышки. От волнения меня лихорадило, но я старался держать себя в руках. Поравнявшись с крючком, я быстро подвесил тол и немецкой сигаретой поджег шнур. Вниз не шел, а бежал. Я боялся, чтобы тол не взорвался раньше, чем я успею спуститься вниз.
Очутившись на земле, я бросился бегом. Бежал и думал: «А что если тол не взорвется?». Но не успел отбежать и двухсот метров, как раздался сильный взрыв. Я оглянулся и увидел, как в столбе черного дыма летели вверх обломки бревен и досок. Мне стало еще страшнее, и я изо всех сил помчался в лес, а из лесу в поселок Боровое, километров за пять от железнодорожной линии, где ожидали партизаны. Увидев меня, запыхавшегося и взволнованного, Осипчик спросил:
— Взорвал вышку?
— Взорвал! — ответил я, едва переводя дух.
— Хорошо. Пойдем к командиру роты.
— Вот тот мальчик, что взорвал вышку, — доложил командиру роты Осипчик.
— Молодчина! — сказал командир. — Теперь ты будешь у нас в отряде, — и приказал зачислить во взвод Осипчика.
За этот поступок меня наградили медалью «Партизану Отечественной войны».
Витя Пискун, 1931 года рождения.
Рудзенский район, деревня Ровнополье.
ПАРТИЗАНСКИЙ КУРЬЕР
Муж моей сестры Петя работал инженером на спичечной фабрике. Когда пришли немцы, он бросил работу, связался с подпольщиками и начал им помогать. До прихода немцев он был инструктором радиокружка, и у нас сохранилось несколько радиоприемников. Петя переправил их в район Гнюта, где организовались первые партизанские отряды. Себе он оставил радиоприемник, который был не больше шкатулки, где хранилась разная мелочь для шитья, и мы прятали его в погреб. Мы часто слушали Москву, хотя это было очень опасно: недалеко от нас жили гестаповцы.
Петя был связан с партизанскими группами в районе Каменки и переправлял туда оружие. Вся связь партизан этого района происходила через Петю.
Мои старшие братья, Стась и Владик, служили шоферами на спичечной фабрике. Было стыдно и обидно, что приходилось работать на немцев.
Стась, наконец, не выдержал и решил убежать к партизанам. Посоветовавшись дома, он попросил директора фабрики Римера разрешить поедать на машине в деревню за продуктами. Ример отпустил его. Стась поехал. Мы знали, что он по дороге взорвет машину и пешком уйдет к партизанам.
А на следующий день мать с плачем ворвалась в кабинет Римера и начала причитывать: сын ее не вернулся, люди говорят, будто его убили партизаны за то, что он служит у немцев. Вскоре выяснилось, что действительно взорвана автомашина, и все решили, что Стася убили партизаны.
Весной 1942 года к нам пришел в кожушке и лаптях мальчик Миша. Он подал маме записку, подписанную Стасем. Сначала мама не хотела принимать записку. Она сказала мальчику, что Стась убит партизанами, и даже заплакала. Но мне Миша понравился, и я сразу поверил, что он не шпион. Когда пришел Петя, тогда и мама поверила.
Стась писал, чтобы мама и я пришли к нему в Белые Лужи и что проведет нас этот мальчик, их связной. Просил принести медикаментов и махорки.
Назавтра мы трое разными дорогами вышли из города и встретились в условленном месте. Наш проводник всё время молча шел впереди. Миша был старше меня года на два, и я смотрел на него с уважением: ведь он выполнял важное поручение.
Связной повел нас в обход Белых Луж, через лес. В одном месте он остановился и стал прислушиваться. Послышался шорох, и из-за деревьев, вышло пять человек с автоматами. Среди них был Стась. Мама бросилась целовать его и заплакала.
— Не плачь, мамаша, — сказал один партизан, — мы живем хорошо.
Среди партизан был старший, которого называли Селянниковым.
Селянников подошел ко мне и отвел в сторону. Я не ожидал, что так быстро приступлю к делу.
— Ты, наверно, голоден, — сказал он. — Сейчас тебя и мать накормим.
Я молчал. Мне хотелось узнать о работе связного.
— Отдохнешь и пойдешь с матерью в город. Она останется там, а тебе дадим задание.