Он сжал зубы, потянулся в карман камзола и вынул пальцами маленький флакончик, наполненный смертью. Он едва светился зеленым цветом, и Крюк почти ощущал гудение яда в своей ладони. Одно прикосновение губ к ободку и все было бы кончено. Одно касание.
Он крутил флакон, изучая его содержимое и рассуждая. Ради чего ему стоило жить? Тигровая Лилия ушла, семья его забыла, а сам он достиг таких высот в этих морях, каких только мог. Что еще оставалось? Ничего.
«Ничего» шептала тишина, ослабляя его дух. Ничего, кроме убийства Питера Пэна.
Он окинул флакон горящим от желания взглядом и опустил обратно в карман, обдумывая одну мысль. Ничего, кроме убийства Питера Пэна. Затем с недобрым замыслом в голове он встал со своего кресла.
Он прошел лезвием по подбородку и горлу, сбривая все запущенные волоски своей бороды, срезая их, пока вновь не стал выглядеть капитаном. Его волосы блестящими кудрями теперь спадали на плечи. Метка пирата и дьявола, как он однажды сказал. И это была правда.
- Старки, - позвал он уверенным тоном, выходя из каюты впервые за это время. - Подготовь команду.
- Капитан?
- После захода солнца мы навестим Пэна и его Потерянных мальчиков.
Это, должно быть, знак уважения Старки, подумал Крюк, потому что тот не выказал ни капли протеста, а немедленно подчинился. После возращения на судно, он задался вопросом, а не будет ли он сопротивления со стороны его первого помощника. В конце концов, он объявил парня временным капитаном. Но Старки в ту же секунду встретил его, как своего капитана, словно никакого разговора между ними и не было.
Старки удалился и передал сообщение остальной команде. Пока Крюк ждал, его вены гудели от внушающего страх ожидания. Он пристально вглядывался в деревья, гадая, чем же Пэн сейчас занимается. Он либо напал на индейцев, либо играет с русалками или спит в своем укрытии под землей. Что бы это ни было, Крюк был уверен, он не будет этим заниматься, когда наступит ночь.
Старки вернулся и торжественно и расчетливо смотрел с ним на остров. Он всегда что-то вычислял, и Крюк видел это в его глазах.
- В этот раз вы, правда, хотите его убить, да, Капитан?
- Да.
Прищурившись, Старки уставился на Крюка.
- Вы серьезно сможете сделать это сегодня ночью? В конце концов, он лишь мальчишка.
Старки не бросал ему вызов, он это чувствовал. Тон голоса его помощника говорил лишь о том, что отчасти ему было любопытно, а отчасти пытался подготовить его к предстоящей задаче. К той, которую он еще не сумел выполнить. Вот почему Крюк понимал, что нет надобности бросаться на мужчину. Какое-то время он молчал, обдумывая свой ответ. Старки не давил на него.
- Нутром чую, - сказал он, обвивая пальцами рукоять шпаги. - Сегодня та самая ночь, когда я сражу его. И не почувствую ни капли сожаления. Он, может быть, и мальчик, но самый жуткий из всех живущих.
Старки не кивнул и не произнес и слова. Он просто стоял рядом с капитаном, глядя на бушующий океан, позволяя ему закончить монолог.
- Он все отобрал у меня, Старки. Мою семью, мой дом, мое детство, даже единственную женщину, которую я любил. Он забрал все это, и не чувствует и капли вины. Ребенок, бессердечный ребенок, - Крюк тяжело вздохнул и оперся на край лодки. - Нет. Сегодня я сделаю, что необходимо. И не буду чувствовать себя виноватым за это, - а потом еще более мрачный голос произнес. - Низший круг Ада подготовлен для Брута, Иуды и Питера Пэна.
Никто за всю история острова не пытался взаправду убить Пэна, по крайней мере, не с тем неподдельным чувством, которое испытывал капитан. У любого, кто когда-либо сражался с ним (включая самого Крюка в прошлом) всегда была хоть частичка в сердце, желающая победы мальчику. Но не у Крюка, не сегодня.
Настолько растеряна была Нетландия в этом неожиданном и невозможном повороте событий, что даже погода оказалась парадоксом. Звезды смешались и остановились, морские нимфы не могли решить сверкать им или же оставаться незримыми. Как только опустилась ночь, Крюк и его команда освободили лодку с невероятной скоростью. Когда они пробирались сквозь деревья, Крюк обнаружил, что ему одновременно тепло, но и до костей холодно. Он чувствовал себя мокрым и обожжённым, слепым в темноте и видящим ясно, следуя за чем-то вроде света, который никто не видел. Конечно, это было странное сочетание чувств. Но чувством, настигшим его и разрушающим всю неразбериху, которую наводила Нетландия, была ненависть. Глубокая, черная, терзающая, умерщвляющая ненависть.
Существовало несколько видов ненависти, которые он узнал за последние несколько дней. В первом человек изводил сам себя, при этом был прикован к постели и не способен что-либо делать, только спать и лежать. Второй вид ненависти овладевал человеком и приводил его к сумасшествию. Третий вид заставлял его искать выход в вине и женщинах и глупых приключениях.
Все эти разновидности ненависти были определенно ужасны и оказывали сильное влияние на человека. Но третий был самым смертоносным. Третий вид ненависти заражал человека, множился и бежал по его венам вместо крови. Он вынуждал делать ужасные, мерзкие, жестокие вещи. Именно эта ненависть управляла Крюком и заставляла идти меж деревьев той ночью.
Его команда следовала за ним, озлобленная и счастливая совершить набег. Но все они были вынуждены делать это из-за преданности, а некоторые из-за доли страха. Крюком же управляла темная и крайняя необходимость. Он проигрывал образ Пэна в своей голове, как тот извивается, умирает и истекает под ним кровью. Чем больше он об этом думал, тем меньше чувство вины и отвращение кололо его сердце до тех пор, пока не перестал вообще что-либо чувствовать. Ничего, кроме зловещего удовлетворения и колкого оцепенения.
Он был настолько устремлен к своей цели, так сосредоточен, так кровожаден, что не сразу понял, что наскочил на чье-то тело. Но когда оно заговорила, он вырвался из своих кошмарных размышлений.
- Джеймс Крюк, - сказало тело.
Когда Крюк пригляделся, чтобы понять, кто это, то отпрянул.
- Вождь, - голос Крюка был неуверенным и волнующимся в присутствии Вождя. Крюк всегда был высоким, но Вождь был чуть выше и в два раза шире. Он выглядел серьезным, очень большим и бесконечно мудрым, будто его глаза держали все потаенные знания этого мира. От этого Крюк чувствовал себя ничтожным, словно мальчишка.
- Что заставило тебя выйти в лес так поздно, Крюк?
Его немного беспокоило, что другой человек отказывался называть его звание, но он не мог на это ответить. Крюк постучал пальцами по своей ноге.
- Ничего важного, сэр.
- Не ври мне, - предупредил Вождь, и Крюк вздрогнул, отступая перед лицом Вождя и его словами. Джеймсу вспомнился разговор, проходивший не так давно между ним и дочерью Вождя. Это доставило ему ужасную боль, и на мгновение его колени подогнулись. Но он быстро пришел в себя, не желая выглядеть слабым перед человеком напротив.
Затем Крюк выпрямился и выдохнул.
- Вождь, я не прошу о сопротивлении с вашей стороны и об особой защите. Но это не ваша земля. Я ничего не нарушаю. Я прошу лишь, чтоб вы пропустили меня.
Когда глаза Крюка привыкли к темноте и к миру за пределами его разума, он увидел, что за Вождем стояло человек двадцать. Казалось, за ним собралось все племя. Он бы удивился, если бы среди них была Тигровая Лилия, и его глаза бегали от мужчины к мужчине. От этого пульс его запрыгал.
- Джеймс Крюк.
Крюк моргнул.
- Да.
- У тебя проблемы со слухом?
- Нет, сэр.
Вождь скрестил руки на груди и в упор смотрел на него, от чего в уголках глаз образовались морщинки.
- Тогда мне интересно, почему ты не слышишь то, что я говорю тебе.
Крюк начал неуверенно бормотать:
- Прошу прощения, Вождь. Если вы не возражаете...
- Я ощущаю зловещий ветер в воздухе сегодня ночью, мальчик.
Крюк почувствовал легкий укол от слова «мальчик».
Глаза Вождя блуждали по темным деревьям, серебристым лентам ветра, которые проскальзывал между ветвями.