— Я сказала свое решение. Все, — высвобождаюсь. — Поговорим позже. Мне к детям пора.
Выскакиваю из палаты быстрее, чем они успевают что-либо возразить.
— Вика! — окликает меня брат. Выбегает за мной. — Я хочу увидеть детей!
— Потом, Кость. Я устала.
— А я соскучился!
— Ты снова начнешь на меня давить. Дай мне успокоиться. Позже увидитесь, — находу открываю приложение и вызываю такси.
— Я расскажу о делишках твоего Дениски, — скалится.
— Ничего не хочу слышать. По крайней мере сейчас.
— Про его баб тоже неинтересно? Или не поверишь брату? — столько злости в его голосе.
— Кость, я попросила дать мне время, — голова раскалывается, массирую виски.
Никого не хочу видеть и слышать, кроме своих детей. Сегодняшний день достиг пика моей эмоциональной шкалы.
Сажусь в такси и закрываю глаза. Настолько измучена, что нет сил анализировать произошедшее.
Пока машина едет, в голове такой винегрет из мыслей, что даже не могу понять сама, о чем думала.
Расплачиваюсь с водителем и бегу в дом. Выдыхаю, когда замечаю Марка играющим в кубики со Светланой, а Агату на кухне со стаканом какао.
— Мам, ты плохо выглядишь, — Агата внимательно меня разглядывает.
— Угу, — падаю рядом с ней. — Устала. День был не из легких.
— Сделаю тебе твой любимый чай, — дочь включает чайник. — Выспаться тебе надо.
— Надо, — соглашаюсь.
Она некоторое время смотрит на свой стакан. Потом задумчиво протягивает:
— Твое платье я выкинула.
— Серьезно? — округляю глаза.
— Оно в крови. Оно не принесло тебе счастье. Уверена видеть ты его не хочешь, — гладит меня по руке.
— Умница моя. Какая взрослая стала, — обнимаю дочь, утыкаясь в ее шелковистые волосы.
— Мам, все наладится, — успокаивает меня, будто мы местами поменялись. — Хорошо, что ты за Карима не вышла.
Отстраняюсь, чтобы заглянуть ей в глаза, такие родные и любимые.
— Почему? Он же вроде тебе нравился?
— И сейчас нравится. Он друг. И тебе мам он друг, но никак не муж, — дочь серьезна и спокойна.
— Ты же была не против нашей свадьбы. Даже жала этого дня. Помогала мне готовиться…
— Все изменилось, — поднимается и заливает чай кипятком. Ставит передо мной кружку.
— Из-за дяди Дениса? — спрашиваю упавшим голосом.
— Мам, может хватит его дядей называть? Он же мой отец.
Глава 25
Замираю от слов дочери. Кружка в руке так и повисает в воздухе. Не могу ее ни поставить, ни сделать глоток.
— Агат… — не знаю, что сказать. Как себя вести.
Может, это просто ее догадки.
— Успокойся, — берет у меня из рук кружку и ставит на стол. — Я не собираюсь тебя ни в чем обвинять. Я все понимаю.
Ох, мне бы еще понять.
Но я молчу, не спешу признаваться. Хотя врать дочери в такой момент не смогу. Язык не повернется. Сколько лет она жила во лжи и была лишена отца!
И это не только вина Дениса. Мое чувство вины живет во мне всегда.
— Что? — все же спрашиваю, затаив дыхание.
— Денис мой отец, но вы не моли мне сказать, потому что он муж тети Оли. Но вы любили друг друга и любите. А быть вместе не можете, — она говорит это очень спокойно. Рассудительная, взрослая. Наверное, я до сих пор не понимала, насколько моя дочь повзрослела.
— Да, солнышко, все очень сложно, — сглатываю горький ком. — Откуда ты узнала?
— Когда мы ездили в путешествие, перед тем случаем, я слышала ваш разговор. Мне не спалось. И я вышла из комнаты. Не хотела подслушивать. Так вышло, — пожимает плечами.
— И ты столько лет молчала? — мой шок продолжается.
Та поездка была больше четырех лет назад. Агата столько лет несла в себе бремя правды? Оплакивала Дениса, уже зная, что он ее отец?
Сколько всего пережила моя девочка! Слезы душат.
— Мам, хм… как объяснить, — хмурит бровки, подбирая слова. — Это не стало сенсацией для меня. Денис был всегда со мной, и подсознательно я его воспринимала папой. А вы просто подтвердили, то, что я чувствовала. Вот! — поднимает указательный пальчик вверх.
— Но мне почему не сказала?
— А когда было говорить? — вздыхает. — Мы вернулись и случилось то… мы оплакивали Дениса. Всем был больно. Я не хотела делать тебе еще больней.
— Мое ж ты сокровище, — не выдерживаю, утыкаюсь носом в грудь дочери не плачу, вою.
Агата переживала все в себе, не желая травмировать меня еще больше. Моя маленькая девочка, заботилась обо мне, неся этот груз в одиночку на своих хрупких плечиках.
— Прости меня, — продолжаю выть как раненый зверь.