Наконец, качнувшись из стороны в сторону, как игрушечный волчок перед тем, как остановиться, она замерла перед Ричардом.
— Покажи ладонь. И я скажу, что тебя ждет.
Он дал ей руку. Она крепко в нее вцепилась, посмотрела и вдруг заморгала, как сова, подавившаяся мышью.
— Тебя ждет дальняя дорога… — проговорила она.
— В Лондон, — подсказал Ричард.
— Нет, не в Лондон… — старуха задумалась. — По крайней мере, не в тот Лондон, где я бывала. — Начал накрапывать дождь. — Ничего не понимаю… Но начнется все с дверей.
— С дверей?
Она кивнула. Дождь усилился, тяжелые капли глухо застучали по крышам и по асфальту.
— Ну да. На твоем месте я бы поостереглась дверей.
Ричард поднялся на ноги и пошатнулся.
— Ладно, — сказал он, плохо представляя, что в таких случаях говорят. — Буду остерегаться дверей. Спасибо.
Дверь паба распахнулась, и на улицу вырвались свет и смех.
— Ричард, ты там живой?
— Живой. Иду.
Старуха уже ковыляла по узкой улице под проливным дождем — потоки воды стекали с одежды. Ричарду захотелось что-то для нее сделать. Только что? Денег ей не дашь. Он бросился вдогонку. Ледяные струи хлестали по лицу.
— Возьмите, — сказал он, лихорадочно нашаривая кнопку. С легким хлопком зонт раскрылся, и над ними расцвела карта лондонского метро: каждая линия своего цвета, все станции подписаны.
Старушка взяла зонт и благодарно улыбнулась.
— У тебя доброе сердце, — проговорила она. — Этого бывает достаточно, чтобы не пропасть… — она покачала головой, — но чаще всего одной доброты мало.
Она крепко вцепилась в зонт. Ветер рвал его из рук, норовя вывернуть наизнанку. Придерживая край зонта и согнувшись чуть не до земли под жестоким ветром и ледяным дождем, старуха побрела дальше. И вскоре белое пятнышко, испещренное названиями лондонских станций: «Эрлс-корт», «Марбл-арч», «Блэкфрайрз», «Уайт Сити», «Виктория», «Энджел», «Оксфорд-сиркус», — растворилось в ночи.
А в хмельную голову Ричарда вдруг пришла странная мысль: интересно, существует ли на самом деле цирк[5] на Оксфорд-сиркус, настоящий цирк, с клоунами и прекрасными акробатками, с дикими зверями… Дверь паба снова открылась, шум голосов стал отчетливее, словно кто-то прибавил громкость.
— Черт, Ричард, ведь эта долбаная вечеринка — в твою честь! Пропустишь самый кайф.
Он вернулся в паб. После странного происшествия на улице тошнота окончательно прошла.
— Ты похож на мокрую дохлую крысу, — сообщил кто-то.
— Ты никогда не видел дохлой крысы, — бросил Ричард.
Ему вручили большой стакан виски.
— На, выпей. Хоть согреешься. В Лондоне-то настоящего скотча нет.
— Сомневаюсь, — вздохнул Ричард. Вода капала с его волос прямо в виски. — Мне кажется, в Лондоне есть все.
Он осушил стакан, и тут же кто-то протянул ему следующий. А потом вечер расплылся, разлетелся на осколки. Впоследствии осталось только смутное чувство, будто он променял что-то маленькое и разумное на нечто огромное, древнее, иррациональное. Он смутно помнил, как на рассвете его рвало в канаву, в которой бурлили потоки дождевой воды. Помнил белое пятнышко с разноцветными линиями, похожее на круглого жучка, уползающего все дальше и дальше под проливным дождем.
На следующее утро Ричард сел в поезд до Лондона. Впереди были шесть часов дороги, которая приведет его к удивительным готическим шпилям и аркам вокзала Сент-Панкрас. Мать дала ему пирог с грецкими орехами и чай в термосе. Ричард Мэхью отправился в Лондон, чувствуя себя хуже некуда.
Глава I
Лихорадочная гонка по туннелям продолжалась уже четыре дня. Она бежала, спотыкаясь, падая и снова вставая. Она давно не ела, совсем обессилела, была измучена, и каждая следующая дверь давалась ей все труднее. К концу четвертого дня ей удалось найти укрытие — крошечный закуток глубоко под землей. Здесь можно наконец выспаться, здесь безопасно — решила она, искренне надеясь, что так оно и есть.
Мистер Круп нанял Росса на Плавучем рынке, который на этот раз проходил в Вестминстерском аббатстве.
— Считай, что это наш кенар, — сообщил он мистеру Вандемару.
— Будет нам петь? — удивился тот.
— Это более чем маловероятно, — ответил мистер Круп, приглаживая свои гладкие рыжие волосы. — Называя его кенаром, я думал не о вокальных данных этой птицы, а о том, как ее используют шахтеры.
Мистер Вандемар кивнул. «Ага, точно, канарейка в шахте»[6], — наконец дошло до него.
5
Игра слов, основанная на названии площади — Оксфорд-сиркус (от
6
Шахтеры прошлого брали с собой в угольные шахты канареек, поскольку эти птицы чувствовали метан в атмосфере шахты задолго до того, как его концентрация становилась опасной.