– Все мы бл…ди в наше время, – произнесла обмякшая вдруг государыня, отпуская начавшую плавиться дверную ручку и растекаясь по мягкой спинке сидения, – особенно если посчастливиться встретиться с настоящими мужчинами.
И, закрыв глаза, Ярая с каким-то неожиданным надрывом продолжила:
– Эх, если бы всех феминисток прошлого века, особенно радикальных, перенести сюда к нам! Вот тогда бы я посмотрела на всю их борьбу за равноправие у металлообрабатывающих станков и доменных печей, на добыче нефти, газа и угля в подземных шахтах и карьерах, на стройках и тушениях пожаров, на марш-бросках по непролазной грязи с полной выкладкой в армии. А наука, а технологии? Что нового появилось у нас за последние пятьдесят лет, что не было бы основано на том, что заложено учёными и инженерами прошлого? Почти ничего! Но и это не самое главное! Ты ведь сама прекрасно знаешь, что все мы потихоньку, незаметно вымираем. И в ближайшем будущем по всем прогнозам, даже самым оптимистическим, ничего с этим сделать не сможем.
– Так, подруга, – вклинилась в паузу, возникшую после слов государыни, Надежда, – ты таки читала на ночь «философские» (если можно их так назвать) «труды», основоположниц этого мерзопакостного движения! Кто это был: Симона де Бовуар, Дорис Лессинг, Бетти Фридан, Чимаманда Нгози Адичи или, упаси Боже, Кеенга-Ямахтта Тейлор47?
47. Авторы (или сейчас правильно говорить авторши, авторки?) книг о феминизме.
– Да какая разница? – воскликнула хозяйка автомобиля.
– В принципе ты права! – согласилась её гостья. – А ведь я говорила тебе «не есть на ночь сырых помидоров, чтоб не причинить вреда желудку»48. Но, когда ты меня слушала?
48. Цитата из «Золотого телёнка» Ильи Ильфа и Евгения Петрова.
– Я не Корейко! – возмутились, сверкая глазами, в ответ на прозвучавшую цитату. – И чтобы противостоять этой гадости, я должна знать, с чем мне, моей дочери или внучке, возможно, когда-нибудь придётся столкнуться!
– И не поспоришь! – вновь кивнула головой министр. – Зато душевное состояние у тебя, похоже, восстановилось. Слушай, а эти перепады настроения … Ты, подруга, случаем, тоже как те две девки, не беременна?
– Да ну тебя! – отмахнулась рукой государыня, начиная весело улыбаться. – Тоже мне – психотерапевт-юмористка доморощенная!
– Вот и хорошо, вот и ладненько! – вслед за Антониной продемонстрировала здоровые зубы Надежда, внимательно наблюдая за своей собеседницей. – Возвращаясь к вопросу о самках наиболее древнего одомашненного человеком животного. Что или кто это был? С чего ты вдруг так сорвалась? Пойми правильно – не то, чтобы мне было любопытно … Хотя вру – любопытно. И ты это прекрасно знаешь. Но и знать возможную причину нервного срыва первого лица государства я тоже считаю, что обязана. Во избежание в дальнейшем, так сказать.
– Он точно мой родственник! – после недолгой паузы ответила министру государыня, вновь устремив свой взгляд на ожидающих её появления гимназистов.
– Кто?
– Он!
Проследив за направлением вытянутого монаршего указательного пальца, Надежда почти без удивления увидела знакомую, наглую, остриженную физиономию, которая бессовестно рассматривала проплывающие вверху облака. А сама фигура, явно мужская, стройная и подтянутая (особенно на фоне остальных, тоже якобы мужских, фигур), которой эта физиономия принадлежала, всем своим видом показывала, как ей скучно здесь находиться и что у неё точно есть дела намного важнее, чем встреча какой-то там государыни.
– Я так понимаю, что не результаты генетической экспертизы заставили тебя сделать такой вывод!? – утвердительно и одновременно вопросительно проговорила министр, возвращая свой взгляд на государыню, так и не сводящую со Счастливчика своих глаз. Примечательно, что на дочь, стоящую во главе класса, она почти не обратила своего внимания, хотя явно её заметила.
– У всех членов нашей семьи – в этом месте своей речи главная женщина Руси всё-таки перевела взгляд на свою наследницу – есть ещё одна, никому постороннему не известная, черта характера. Или способность такая. Не знаю! Этот вопрос никогда не изучался, а просто принимался, как есть. Так вот, если мы долгое время проводим вдали друг от друга, то после окончания разлуки при приближении такого домочадца, в нас просыпается обоюдно направленное чувство ярости. И чем дольше была разлука, тем это чувство сильнее и проявляется с большего расстояния. Нам даже видеть друг друга не надо. Это как компас, который всегда показывает на членов нашей семьи. Вот дочь свою я едва чувствую. А Счастливчика даже с такой дистанции мне так и хочется разорвать своими руками. Но это только одна сторона медали.