Убедившись в отсутствии какой-либо другой реакции с моей стороны и со стороны девчонок, наставница перешла к более приятным моментам:
– Призом победителю сегодняшнего состязания будет денежная премия и приглашение на двух персон на Новогодний бал в Малом зале Кремлевского дворца от государыни. В дополнение идут недельные каникулы в любой период при условии изучения всего пропущенного за это время учебного материала от руководства нашей гимназии. От себя лично ещё добавляю освобождение от моих занятий до конца семестра при условии успешной сдачи всех нормативов и соответствующего учебной программе теоретического материала.
Судя по прокатившейся по девичьим рядам волне переглядываний и перешёптываний, озвученная награда, несмотря на довольно жёсткие ограничения, того стоила. Хотя меня в ней заинтересовали только остро необходимые сейчас деньги, всегда любимые каникулы и освобождение от последней в ежедневном расписании учебной пары. Нет, посмотреть Москву и Кремль тоже было бы неплохо, но это никак не сравнится с возможностью ещё немного помочь семье и легально прогуливать надоевшие до невозможности уроки. А съездить на экскурсию в столицу можно потом и самому.
Переждав минутку оживления, наставница продолжила:
– Судить соревнование будет жюри, состоящее из наших высоких гостей и руководства гимназии. Они сейчас собираются в наблюдательной комнате, откуда всё, происходящее на полигоне, будет им прекрасно видно. И да, чтобы сохранить в будущем наше и ваше время, напоминаю, что в помещениях гимназии постоянно осуществляется запись с видеокамер. Так что весь наш разговор с вашим согласием на участие в учебном бою записан.
– Ой, мамочки! И в наших комнатах за нами тоже следят? – прозвучал из расположенной напротив меня грудастой толпы незнакомый девичий голосок.
– С общедоступной информацией на сайте гимназии вы так и не ознакомились! – покачала кудрявой головой госпожа наставница. – Нет! В личных комнатах, душевых, уборных, хозяйственных и прочих апартаментах запись не ведётся. Сказанное мною относится только к учебным и некоторым другим помещениям.
А потом, скосив на секунду глаза в мою сторону, добавила:
– А в скором времени коснётся и столовой.
На косоглазие физкультурницы я никак не отреагировал, а вот на формулировку её ответа внимание обратил. И, судя по всему, только я один. А ведь то, что хитрая женщина сказала, говорит лишь о том, что не ведутся записи происходящего в названных комнатах. Но прозвучавший ответ вовсе не означает, что в тех же помещениях нет самих камер или что через них не осуществляется наблюдение.
Впрочем, наблюдение и записи точно пока не ведутся, так как в обратном случае сексуальная дама, расследующая происшествие со сторожкой, показала бы мне недавно совсем другое кино.
А может у меня просто разыгрался приступ паранойи? Хотя, если у вас паранойя, то это не значит, что за вами не следят! Блин, я сам уже запутался в своих рассуждениях. В любом случае всегда и везде нужно быть предельно осторожным! И чем меньше времени я буду проводить на территории гимназии, тем для меня же будет лучше.
– Если вопросов больше нет … – выдержав паузу, Ольга Станиславовна коснулась двери, за которой должен быть тир, – то вам следует приложить руку к маркировочному устройству, получить порядковый номер, пройти на полигон и войти в дверь, обозначенную такой же цифрой. Выход с полигона – тоже через вашу дверь. Другие перед вами не откроются. И помните – на войне все средства хороши. Действуйте максимально по боевому. Главное – победа! Итак, да начнётся битва!
И толпа девушек, выстроившись в очередь, принялась щупать неприступный вход на стрельбище. После приложения к нему руки на спине очередной девчонки появлялась увеличенная на единицу белая цифра. А осчастливленная девица скрывалась за отъехавшей в сторону преградой. Без этой процедуры дверь тира никого не пропускала. Чудеса!
Я под зазвучавшего в голове Цоя, как и две последние девушки, украдкой, как мне показалось, поглядывающие на меня, не торопился получать свой «порядковый номер на рукаве». И сам себе пожелал удачи, когда вслед за теми же неторопливыми девицами, переступал порог открывшегося после моего маркирования и сразу же закрывшегося входа.
Чтобы снова упереться в обычную деревянную филёнчатую дверь, на которой гордо красовалась цифра «22» – такая же, что украсила мою униформу. На левой стороне груди она тоже, как оказалось, появляется, только намного меньше по размеру.
Ещё успел заметить, как на оштукатуренных стенах исчезали затухающие стрелки с цифрами «20» и «21», показывающие влево и вправо от предназначенного мне входа. И в их направлении уходили Опалова, которую я непонятно как идентифицировал, и вторая неторопливая «терминаторша».
Готов поспорить на что угодно, что ею была Покровская Марина. Что примечательно, именно она не дала Огнеславе обвешаться с ног до головы всевозможными стреляющими и взрывающимися штуковинами. Так что учебно-боевое снаряжение у нас троих было примерно одинаковым. Но вот поступь девушки, скрывшейся за плавным изгибом кольцевого коридора, в отличие от походки нашей старосты, мне совсем не понравилась. Было в ней что-то настолько хищное, что по моей спине пробежало целое стадо мурашек, хором скандирующее: «При первой же возможности вали её на х…й!» Причём последнее нецензурное выражение было использовано не в самом распространённом смысле.
А вот Ладу я, несмотря на все старания, вычислить так и не смог. Заныкалась редиска!
Тем временем женщина в моём шлеме проговорила: «Первый раунд – все против всех!»
«И что теперь делать? Заклинило, что ли?» – потолкал я запертую преграду, плотно прилегающую к охраняемому ею проёму. В противоположном направлении дёргать закрытую дверь было не за что. И вообще, откуда эта дверь и стена вокруг неё взялись? Ведь здесь должен находиться тир! По крайней мере, в прошлый раз, когда я стрелял из калаша, аналогичного висящему на моём плече, он тут и был! – «Ничего не понимаю!»
Но только я вознамерился должным образом приложиться к деревянному препятствию нижней конечностью, для чего даже слегка отступил назад, как игнорировавшая меня дверь, превратившаяся вместе с номером в мелкую чёрную пыль, с лёгким шорохом осыпалась на пол. И впиталась в него, словно вода в сухой речной песок.
А моё тело с вытолкнутой вперёд ногой, увлекаемое силой инерции, под новую фразу в шлемофоне: «На полигон вошли все бойцы. Сражение начато!», сделало широкий шаг, чуть не исполнив при этом продольный шпагат.
Восстановив едва не потерянное равновесие, я присел и в сильнейшем обалдении щупал левой рукой (правая удерживала соскользнувший с плеча автомат) чистый, слегка шершавый, как и стены, пол. А потом, как баран, смотрел на новую двадцать вторую дверь, собравшуюся из посыпавшегося сверху порошка.
Это и спасло меня от позорного поражения в самом начале всеобщего сражения. Не успел я, начиная выпрямляться, развернуться, как слева и справа от моего небольшого, слегка расширяющегося в стороны, коридорчика, направленного внутрь полигона, выскочили грудастые номера «20» и «21». Ослепляя вспышками и оглушая грохотом выстрелов, девушки азартно стали расчерчивать двумя автоматными стволами пространство над моей головой.
Я тут же шлёпнулся на спину, открывая прицельный, слава Богу, ответный огонь и мысленно вознося благодарность тому, кто заставил меня сразу же после попадания на полигон снять калаш с предохранителя.
В итоге, через десять секунд после моего акробатического попадания на бывшее стрельбище, на полу валялись три тела – два неподвижных и одно, судорожно переводящее дыхание и меняющее в автомате опустевший, судя по двум нолям на нём, патронный контейнер. А ещё пытающееся осознать прозвучавшее из динамиков шлема сообщение, что на полигоне осталось двадцать боеспособных бойцов.
Я даже выругаться не успел! Как я мог не услышать топот ног двух человек? Не иначе, как оторопь от местных архитектурных чудес тому виной.