Так что, как я опрометчиво громко сказал девчонкам:
– Плюнули и забыли!
Плевать мне не позволили испуганные глаза экскурсовода. Она настолько обрадовалась нашему появлению в её офисе, что была готова часами рассказывать об огромном парке и всех его многочисленных постройках, возведённых в далёкие времена. Видимо не так часто тут бывают заинтересованные посетители, а своё дело женщина знала и очень любила. Вот и ждала благодарных слушателей, скучая долгое время в одиночестве.
Интересно, что почти сразу после нас появилась ещё одна группа из трёх человек, желающих приобщиться к местным культурно-историческим достопримечательностям. И наш гид заметалась, не зная, как одновременно обслужить два независимые друг от друга коллектива – новые экскурсанты почему-то наотрез отказались знакомиться с историей Ориенбаума вместе с нами. Но потом ситуация благополучно разрешилась, так как от услуг сопровождающего вторая компания отказалась. Чем, как было видно, экскурсовода сильно обидела.
Но и мы недолго смотрели и слушали рассказы о давно ушедшей эпохе. Я по своей натуре совсем не гуманитарий, а остальные, скорее всего, не раз уже имели возможность узнать прошлое родного города. И взрослая часть нашей компании видимо поняла по выражениям юных лиц, что с развлекательной частью они не совсем угадали, поскольку, поблагодарив гида за познавательную лекцию, повела нас в более привлекательное заведение.
Более привлекательным на взрослый взгляд был «Исторический музей восковых фигур». Спорный вопрос, конечно, с учётом повторяющейся историчности. Но заниматься всё равно было нечем, да и интересно стало, что же за фигуры такие – восковые.
Но узнать это мне было не суждено. На подходе к анонсированному музею у Ладыной мамы зазвонила сумочка. Вернее ПИКом, в неё упрятанный. И радостное лицо женщины после услышанного в аппарате резко побледнело.
– Мама в больнице, в реанимации, – едва слышно прошептала она, оседая на асфальт и выпуская из ослабевших рук коммуникатор. – А Дашку похитили.
– Кто похитил? – непонимающе произнесла Лада, отпуская мой локоть. – Зачем?
Лена же просто испуганно прикрыла рот руками.
И я замер в растерянности, не до конца веря в сообщённую новость и не понимая, что делать, если она всё же окажется правдой.
– Кто звонил? – бросилась к сидящей на земле мама Лены. – Это не шутка?
– Игорь звонил. В доме полиция. Всех опрашивают, – растерянно глядя на подругу, пробормотала женщина. – Что делать, Мая?
– В первую очередь не паниковать и быстро ехать домой! – решительно произнесла мама Лены, вставая и поднимая на ноги обессилевшую Ярославу Олеговну.
– Ребята, помогите усадить её на переднее пассажирское сидение. А сами быстро назад, – обратилась к нам женщина. – Я – за руль.
На месте мы были спустя несколько минут сумасшедшей гонки по улицам города. Во дворе Белых действительно стояли служебные автомобили, и дежурила парочка до зубов вооружённых охранниц в чёрной полицейской униформе. Остальных служивых людей мы нашли в доме, куда нас проводила одна из дам, карауливших вход.
Опрос домашних следовательницы, судя по всему, уже закончили, поскольку сразу взялись за вновь прибывших, разведя нас по разным этажам и комнатам. Но не успела одна из сыщиц, деликатно, но решительно уведшая меня на второй этаж, ознакомиться с затребованными «паспортными данными», как дверь комнаты без стука отворилась и на пороге нарисовалась ещё одна дама, одетая тоже в чёрный, но уже гражданского вида, костюм.
– Вы кто такая? – вскинулась дознавательница. – Кто вас сюда пустил?
– Спокойно, коллега! – засветила какими-то голографическими «корочками» так и не вошедшая внутрь мадама, стрельнув на меня внимательными глазами. – Выйдите на пару минут, пожалуйста.
В одиночестве я пробыл значительно меньше указанного времени. Через сорок секунд (я специально начал отсчёт времени, продолжая параллельно думать о том, что могло случиться с Белой Дашей и её бабушкой) дверь комнаты снова отворилась, и вошли уже обе дамы при исполнении.
– Что же вы, молодой человек, не сказали, что являетесь несовершеннолетним? – укоризненно покачала головой, усаживаясь на прежнее место, моя несостоявшаяся (судя по всему, пока!) домомучительница. – На вид и не скажешь.
«Точно! Без законного взрослого представителя семьи меня до четырнадцати лет допрашивать нельзя!» – вспомнил я подобные допросы в Пензенской и Севастопольской больницах, пожимая плечами.
– Но поскольку ваших взрослых родных и близких здесь и сейчас нет, а сложившаяся ситуация требует немедленного реагирования, то ваши интересы на данном следственном мероприятии будет представлять специально уполномоченное для этого государством лицо, – продолжила свою речь дама, указав рукой на усевшуюся напротив меня вторую женщину в чёрном и представляя её. – Светлана Константиновна!
При этом ни фамилии, ни должности Светланы Константиновны, ни почему она захотела представлять мои интересы, сообщить не пожелали, хотя, как мне кажется, и должны были. О том, чтобы уведомить о допросе мою приёмную маму, я даже не говорю. Да и сама следачка ни разу не назвалась.
«Может послать их всех, таких хитро…сделанных и позвонить маме Маше самому?» – подумал я слегка раздражённо, постукивая своим коммуникатором по столу. Но потом вспомнил, что целью происходящего тут являюсь не я, а здоровье и может даже жизнь маленькой девочки (за здоровье бабушки, надеюсь, уже воюют в больнице). И решил не кипишевать.
***
В салоне синего автомобиля, давно свернувшего с асфальтированной трассы и перемещающегося исключительно по грунтовым дорогам, углубляющегося сейчас в лесную чащу, на сиденьях расположились три спортивного вида женщины, так и не избавившиеся от матерчатых повязок на лицах. Они напряжённо прислушивались к переговорам, перехватываемым и дешифровуемым их рацией на частотах полиции Санкт-Петербурга.
Одна из них молчаливо сосредоточилась на управлении автомобилем, корректируя в зависимости от услышанного маршрут движения.
Две другие вовсю ругались на польском языке. На нём же возобновляется прерванный руганью диалог.
– С девочкой нам не прорваться. Слишком плотное кольцо образуется вокруг. Где-нибудь она нас обязательно выдаст.
– Зачем ты её прихватила? – палец в перчатке ткнулся в лежащую под ногами испуганную девчонку, связанную по рукам и ногам скотчем и с кляпом во рту.
– А то ты на себе не ощутила, что устроила нам та бабка. Вот уж совсем не ожидала от неё такой прыти. Ещё и мелкая эта вцепилась в игрушку, как клещ, и не отпускает несмотря ни на что, – нога в ботинке несильно ткнула в рёбра похищенной. – Что мне было делать? Может, тебя надо было бросить? И вообще, какого хрена ты за ствол взялась? Повесила на группу ещё и убийство. В плен нас теперь, если что, никто брать не будет.
– Ладно, не кипятись. У меня не было выбора. Старуха оказалась очень сильна! И я просто перепугалась. А чтобы твоё «если что» не наступило, выбрось лучше эту малую, – рука в перчатке открыла замок двери машины и сдвинула её по направляющим.
– На ходу?
– Тебе жалко эту русскую? Мне – нет. То, что нужно, мы уже получили. На саму девку заказа не было.
– Решайте скорее! – подала со своего места голос водительница. – Скоро будет одна из точек со сменным автомобилем, а вы со свидетельницей ещё не разобрались.
– Окей! – сдаётся-таки под сдвоенным напором похитительница, наклоняясь над сжавшейся в комок девочкой.
***
– А что известно о Даше и её похитителях? Когда их поймают? – спросил я у закончившей мой допрос женщины после того, как ответил на все её вопросы относительно того, где и сколько были, что видели и слышали (или могли видеть и слышать) все утренние экскурсанты, а также что могу и хочу лично сообщить по сути произошедшего.
Перед ответом, складывающая свои принадлежности следовательница, бросила быстрый взгляд на мою, промолчавшую всё время, представительницу, и после короткого разрешающего кивка рассказала и даже показала на своём ПИКоме следующее.