— Ага, — сказал Альцест. — Я ее знаю. Я даже вырезал такую рекламу из маминой газеты.
И Альцест сказал, что дома его ждут на полдник, и убежал.
Становилось поздно, и мы решили больше не искать афишу, а придумать какую-нибудь игру с мелом.
— Знаете что, ребята, — крикнул Мексан. — Можно поиграть в классики! Мы нарисуем их на тротуаре и…
— Ты что, спятил? — сказал Эд. — Это же игра для девчонок!
— Ну и нет! — сказал Мексан, покраснев. — Это совсем не для девчонок!
Тогда Эд стал строить гримасы и пропел тоненьким голоском:
— Мадемуазель Мексан хочет играть в классики! Мадемуазель Мексан хочет играть в классики!
— А ну, пошли драться на пустыре! — крикнул Мексан. — Пошли, давай, если ты мужчина!
Эд и Мексан ушли вместе, но в конце улицы разошлись в разные стороны.
Мы остались одни: Жоффруа и я. Жоффруа всунул свой кусочек мела в рот, как сигарету, потом приставил его к лицу, между верхней губой и носом, получились белые усы.
— Может, дашь мне кусочек? — попросил я.
Но Жоффруа покачал головой, тогда я попробовал отобрать у него мел силой. Но мел упал на землю и раскололся на две части. Жоффруа ужасно разозлился.
— Раз ты так! — крикнул он. — Вот что я сделаю с твоим мелом!
И он раздавил каблуком один из кусков.
— Ах так? — крикнул я. — А вот что я сделаю с твоим мелом!
И крак! Я раздавил каблуком его кусок. Больше мела у нас не было, поэтому мы оба отправились домой.
