Вожатый выпустил руку Полена и бросился бежать к воде, а потом поплыл, крича: Крепен, сюда, немедленно! Он свистел, но от воды свисток захлебывался. Тут закричал Полен:
— Не оставляйте меня одного! Я утону! У-у! Папа!! Мама! У-у!
А вода едва доходила ему до щиколотки, и было ужасно смешно на него смотреть.
Вожатый вернулся с Крепеном, и тот очень злился, потому что ему велели выйти из воды и сидеть на пляже. Потом вожатый начал нас считать, и это было непросто: в то время как его не было с нами, мы все разбрелись в разные стороны. А так как вожатый потерял свой свисток, пока плавал за Крепеном, ему пришлось кричать:
— Отряд «Рысий глаз»! Ко мне! Отряд «Рысий глаз»! Отвага! Отвага!
Потом пришел вожатый другого отряда и сказал:
— Послушай, Жерар, не ори так сильно. Мои парни не слышат моего свистка.
И в самом деле было очень шумно, потому что вожатые одновременно свистели, кричали, звали. Наконец вожатый пересчитал нас, увидел, что все на месте, и отослал Гальбера к Крепену на берег, потому что Гальбер был в воде по горло и кричал:
— Я попал в яму! Спасите! Я попал в яму!
Но на самом деле он просто присел в воде. Ну и смешной же этот Гальбер!
Потом вожатые решили, что на этот раз купаться достаточно, и закричали, засвистели:
— На линейку по отрядам! На пляж!
Мы построились, и вожатый нас пересчитал.
— Одиннадцать, — сказал он. — Одного не хватает.
Не было Полена. Он сидел в воде и не хотел выходить.
— Я хочу остаться в воде, — кричал он. — Если я выйду, то замерзну! Я хочу остаться!
Вожатый, видно, начал терять терпение, он вытащил его на пляж за руку, а Полен кричал, что он хочет вернуться к папе и маме или в воду. А потом, когда вожатый нас еще раз пересчитал, он увидел, что опять одного не хватает.
— Нет Крепена, — сказали ему.
— Он что, снова побежал в воду? — спросил вожатый, побледнев.
Но тут вожатый соседнего отряда сказал:
— У меня на одного больше. Случайно это не твой?
И это был Крепен, он просто пошел поговорить с мальчишкой, который держал в руке плитку шоколада.
Когда вожатый вернулся с Крепеном и снова всех пересчитал, то увидел, что нас тринадцать.
— Кто здесь не из отряда «Рысий глаз»? — спросил он.
— Я, мсье, — сказал какой-то паренек, мы его не знали.
— А ты из какого отряда? «Орлят»? «Ягуаров»?
— Нет, — ответил он, — я из гостиницы «Бельвю и пляж». Вон мой папа спит на молу.
И он закричал:
— Папа, папа!
Спящий господин поднял голову и не спеша подошел к нам.
— Что еще случилось, Бобо? — спросил он.
Тогда наш вожатый сказал:
— Ваш сын пришел поиграть с нашими ребятами. Наверное, в лагере ему интересно. А папа мальчика ответил:
— Да, возможно, но я никогда его туда не пошлю. Я не хочу вас обидеть, но у меня такое впечатление, что когда нет родителей, дети у вас живут без всякого присмотра.
Мыс Бурь
Вчера после обеда мсье Рато, начальник лагеря, куда меня отправили папа и мама, — и, оказалось, это здорово! — собрал нас и сказал:
— Завтра мы отправляемся на экскурсию на Мыс Бурь. Пойдем пешком, через леса, с рюкзаком за спиной, как настоящие мужчины. Для вас это будет прекрасной прогулкой и увлекательным испытанием.
И мсье Рато сказал, что мы выйдем очень рано утром и что мсье Жну, заведующий хозяйством, выдаст нам перед уходом еду на дорогу. Тогда все прокричали три раза: гип, гип, ура! — и, взволнованные, отправились спать.
В 6 часов утра вожатый пришел нас будить, что было нелегко.
— Надевайте походную обувь и возьмите с собой свитер, — сказал он. — Не забудьте рюкзаки, положите туда завтрак и захватите волейбольный мяч.
— Вожатый, вожатый, — спросил Бертен, — можно мне взять с собой фотоаппарат?
— Конечно, Бертен, — ответил вожатый. — Вот ты нас всех и сфотографируешь на Мысе Бурь. Будет замечательная фотография на память!
— Эй, ребята, ребята! — крикнул Бертен, он ужасно возгордился. — Вы слышали, я буду фотографировать!
— Ну ты и воображала со своим фотоаппаратом, — ответил Крепен. — А я плевал на твой аппарат и не дам меня фотографировать. Я пошевелюсь, и все!
— Ты так говоришь, потому что завидуешь, — сказал Бертен, — просто у тебя нет фотоаппарата!
— У меня нет фотоаппарата? Это у меня-то? — сказал Крепен. — Ха-ха-ха! У меня дома есть еще лучше, чем твой, понял?
— Ты врун и дурак, — сказал Бертен.
И они начали драться, но перестали, потому что вожатый сказал, что если они будут продолжать валять дурака, то не пойдут на Мыс Бурь.
А потом вожатый велел поторопиться, чтобы не опаздывать на линейку.
Мы позавтракали и построились друг за другом перед кухней, где мсье Жну выдавал каждому бутерброды и апельсины. Это заняло довольно много времени, и мсье Жну начал уже нервничать. Особенно когда Полен приоткрыл бутерброд и сказал:
— Мсье, здесь жир.
— Ну что же, тебе придется его съесть, — сказал мсье Жну.
— А дома, — ответил Полен, — мама мне не разрешает есть жир, и потом я его не люблю.
— Ну, тогда ты его оставишь, — сказал мсье Жну.
— Но вы же мне сказали, чтобы я его съел, — возразил Полен, — а так нечестно! Я хочу к папе и маме.
— И он заплакал.
Но все обошлось, потому что Гальбер съел жир на своем бутерброде и поменялся бутербродами с Поленом.
Мы вышли из лагеря. Мсье Рато шел впереди, а все остальные по отрядам, с вожатыми, следовали за ним. Настоящий парад! Нам велели петь, и мы спели очень много песен, старались изо всех сил, потому что очень гордились собой. Жаль, что это было рано утром, и никто не мог на нас посмотреть. Особенно когда мы шли мимо гостиниц, где жили отдыхающие. Но все же одно окно открылось, и какой-то господин крикнул:
— Вы что, с ума сошли, горланить в такую рань?
Потом открылось другое окно, и другой господин тоже закричал:
— Это вы, мсье Патен, так вопите? Может, довольно с нас того, что мы весь день терпим ваших отпрысков?
— Не храбритесь так, Ланшуа, вы думаете, что у вас прибавилось сил оттого, что вы заказываете себе к обеду блюда сверх меню? — ответил первый господин.
Тут открылось еще одно окно, и третий господин начал что-то кричать, но мы уже ничего не могли понять, потому что ушли далеко и так громко пели, что было плохо слышно.
А потом мы сошли с дороги и перешли поле. Многие, правда, не хотели идти, потому что там паслись три коровы, но нам сказали, что мы мужчины и нечего бояться, и заставили идти. Тут уже пели только мсье Рато и вожатые. Мы запели хором, только когда кончилось поле и вошли в лес.
А какой это был отличный лес! Столько деревьев вы никогда не видели! Столько листьев, что неба не видно, темно, и даже дороги нет. Пришлось остановиться, потому что Полен начал кататься по земле и кричать, что он боится заблудиться и что его съедят лесные звери.
— Послушай, дружок, — сказал наш вожатый, — ты просто невыносим! Посмотри на своих товарищей, разве им страшно?
В это время заплакал другой мальчишка, он сказал, что тоже боится, а потом начали плакать еще трое или четверо, но я думаю, что некоторые просто притворялись.
Тогда прибежал мсье Рато и собрал нас всех вокруг себя, хотя из-за деревьев это было трудно сделать. Он объяснил, что мы должны действовать как настоящие мужчины и что существует куча всяких способов, чтобы найти дорогу. Прежде всего компас, потом солнце, звезды, мох на деревьях, кроме того, он уже ходил по этому маршруту в прошлом году и знает дорогу. Хватит тратить зря время, и — вперед!
Но мы не могли тут же тронуться в путь, потому что надо было сначала собрать всех ребят, которые разбрелись по лесу. Двое играли в прятки — одного нашли быстро, а другого нет. Пришлось ему кричать «чур-чура», чтобы он вышел из-за дерева. Кто-то искал грибы, трое играли в волейбол, а Гальбер никак не мог слезть с дерева: он решил посмотреть, есть ли на нем вишни. А когда все собрались и мы уже двинулись в путь, Бертен крикнул: