А ведь все ребята в школе уже готовятся к отъезду. Жоффруа, у него очень богатый папа, поедет на каникулы на берег моря, где у его папы есть большой дом. Жоффруа сказал, что там есть кусок пляжа только для него одного, и никто не имеет права приходить туда делать куличики из песка. Может быть, это и вранье, потому что, вообще-то, Жоффруа очень любит приврать.
Аньян, первый ученик в классе и любимчик учительницы, едет на каникулы в Англию, в какую-то школу, где его будут учить говорить по-английски. Этот Аньян просто ненормальный.
Альцест поедет есть грибы трюфели в Перигор — там у его папы живет друг, а у него собственный колбасный магазин. И все так: уезжают на море, в горы, к бабушкам в деревню. Только я до сих пор не наю, куда поеду, и мне очень обидно, потому что я больше всего люблю каникулы за то, что о них можно мечтать до и долго рассказывать после.
Поэтому сегодня я спросил маму, куда мы поедем на каникулы. Мама как-то странно на меня посмотрела, поцеловала меня и сказала, что мы об этом еще поговорим, «когда вернется папа, дорогой мой», и добавила, чтобы я шел играть в сад.
Тогда я пошел в сад и стал ждать папу. А когда он наконец вернулся с работы, бросился к нему. Он подхватил меня, поднял вверх «оп-ля! «, и я спросил у него, куда мы поедем на каникулы. Тогда папа стал серьезным, опустил меня на землю и сказал, что мы поговорим об этом в доме. Мы нашли маму в гостиной.
— Я думаю, что пора сказать ему, — сказал папа.
— Да, — сказала мама, — он только что меня об этом спрашивал.
— Значит, надо ему сказать, — согласился папа.
— Ну что же, скажи, — ответила мама.
— Почему я? — спросил папа. — Ты должна ему сказать.
— Я? Нет, должен ты, — сказала мама. — Это твоя идея.
— Позволь, позволь, — возразил папа, — ты была вполне согласна со мной. Ты даже говорила, что это для него будет очень хорошо и для нас тоже. Так что мы в одинаковом положении.
— Ну так что? — сказал я. — Мы будем говорить о каникулах или нет? Все ребята уезжают, а я, как дурак, не могу им даже сказать, куда мы едем и что мы будем там делать.
Тогда папа сел в кресло, взял меня за руки и притянул к себе.
— Никола, ты же у меня уже большой и разумный мальчик? — спросил папа.
— О, конечно, — ответила мама. — Он уже мужчина!
Я не очень-то люблю, когда мне говорят, что я большой мальчик, потому что обычно это значит, что мне собираются сделать что-то такое, чего я не люблю.
— И я уверен, — сказал папа, — что мой взрослый сын хотел бы поехать на море!
— Конечно, еще бы! — закричал я.
— Поехать на море, плавать, удить рыбу, играть, на пляже, гулять в лесу, — сказал папа.
— Там, куда мы едем, есть лес? — спросил я. — Значит, не туда, где мы были в прошлом году?
— Послушай, — сказала мама папе, — я больше не могу. Мне кажется, что эта идея не так уж хороша. Лучше от нее отказаться. Может быть, в будущем году…
— Нет! — сказал папа. — Что решено — то решено. Немного смелости, черт возьми! А Никола проявит благоразумие, ведь так, Никола?
Я сказал, что да, что буду благоразумен. Я был очень доволен: и море, и пляж — я все это очень люблю. Гулять по лесу не так интересно, но если там играть в прятки — тогда это здорово!
— Мы будем жить в гостинице? — спросил я.
— Не совсем, — сказал папа. — Я думаю, ты будешь спать в палатке. Знаешь, это очень хорошо!
Тут-то я совсем обрадовался.
— В палатке, как индейцы из книжки, которую мне подарила тетя Доротея? — спросил я.
— Именно так, — сказал папа.
— Отлично! — закричал я. — И я буду помогать тебе ставить палатку? И разводить костер, чтобы готовить еду? И ты научишь меня подводной ловле, чтобы приносить маме больших рыб? Вот это будет здорово! Здорово! Здорово!
Папа вытер лицо платком, как будто ему стало жарко, и сказал:
— Никола, мы должны поговорить с тобой как мужчина с мужчиной. Надо, чтобы ты был благоразумен.
— И если ты будешь вести себя как взрослый мальчик, — сказала мама, — сегодня вечером на сладкое будет торт.
— И я отдам починить твой велосипед, ты ведь меня давно об этом просил, — сказал папа. — Так вот я должен тебе кое-что объяснить.
— Я иду на кухню, — сказала мама.
— Нет останься! — сказал папа. — Мы решили вместе ему сказать.
Папа откашлялся, положил руки мне на плечи и сказал: