Никола заставил замолчать внутренний голос, твердивший о запретных областях и сатанинских искушениях. В действительности его беспокоило лишь одно: можно ли проделать такое с образом уже мертвого человека? Хватит ли силы воображения, чтобы погасить пламя смертельной тоски? И еще нельзя было допустить, чтобы отец обо всем догадался. Николе вполне достаточно было нотаций собственного внутреннего проповедника, тем более что тот давно превзошел отца по части занудного чтения морали. Эта мысль показалась Николе невероятно забавной. Он снова рассмеялся, но смех тут же перешел в рокочущий кашель.
Впрочем, теперь ему было все равно.
— Что там происходит? — Милутин одним прыжком выскочил из любимого кресла и бросился к лестнице. — Боже милостивый, да он сошел с ума!
Словно в подтверждение слов священника, из спальни Николы послышались демонический хохот и лающий кашель.
— Стой! — Джука схватила мужа за руку. Старик застыл на месте. Жена нечасто позволяла себе подобную дерзость, и он знал, что в такие минуты с ней лучше не спорить.
Джука преградила мужу путь наверх.
— Ему нужен покой.
Милутин махнул рукой и вернулся к огню, но садиться не стал. Любимое кресло вдруг показалось ему не таким уж уютным. Он принялся расхаживать по комнате взад-вперед, недоумевая, отчего простому богобоязненному человеку зачастую так трудно понять других божьих созданий, а пуще всех собственного сына.
Священник не находил ответа. Он все ходил и ходил по комнате, и старые половицы скрипели у него под ногами.
Никола знал, что красавица Карина едва его замечает. Она училась с ним в одной школе, только на два класса младше. Они даже не были знакомы, пока родители Карины не наняли юношу репетитором по рекомендации школьных учителей. Науки девочке не давались: из-за какого-то непонятного отклонения она толком не умела читать. Тем не менее ученицей она оказалась смышленой и прилежной. Ну а для бедного Николы Карина была самой красивой девушкой во всей провинции, да что там: самым прелестным и удивительным созданием на земле, наделенным всеми возможными достоинствами и талантами, к числу которых не относилось владение печатным словом, — только и всего.
Юноше нравилось даже, когда его идеалом любовались другие. От обворожительной Карины будто исходило сияние. Подруги ей завидовали, но она вроде бы не замечала их ревнивых взглядов. Бойкие юнцы делались в ее присутствии еще заносчивей и громогласнее, а воспитанные мальчики из хороших семей при ее появлении просто теряли голову.
Сам Никола говорил с Кариной только об уроках и держался отстраненно, хотя веселая ученица не раз пыталась его растормошить. Иначе было нельзя: между их семьями пролегла целая бездна.
Молодому человеку не с кем было разделить свои переживания. Карина о его любовных терзаниях не догадывалась, а собственные чувства, даже если они у нее были, предпочитала держать при себе. Влюбленному оставалось лишь бросать на предмет своего обожания нежные взгляды и с горечью сознавать, что бушующий в его сердце ураган нисколько ее не трогает.
О том, что его ученица внезапно скончалась, Никола узнал только этим утром. Сильно простыв накануне, он валялся в постели, когда пришла соседка и сказала, что его возлюбленную хоронят сегодня в полдень. Добрая женщина даже не представляла, что из-за этой новости для кого-то рухнет целый мир. Она добавила, что, несмотря на непогоду, погребение решили не откладывать — из страха перед заразой.
Одному Богу ведомо, чего стоило Николе держать себя в руках. Наспех одевшись, он прошмыгнул за спинами ничего не подозревавших матери и соседки и выскочил на улицу, под проливной дождь. Юноша не помнил, как добежал до кладбища, как перемахнул через ограду. Притулившись у стены, он дождался окончания службы и подошел к могиле, когда толпа скорбящих потянулась прочь. К вечеру Никола слег, но и дрожа от лихорадки, продолжал проклинать судьбу, Бога и самого себя за то, что не воспользовался возможностью, не попытался узнать девушку поближе. Потом стал клясть болезнь, которая не давала ему подняться с постели и не позволяла впасть в милосердное забытье.
По телу прокатилась волна боли: это напоминала о себе пневмония. Однако ярость помогала юноше противостоять недугу. Ярость придавала мужества и удесятеряла силы.
То, что молодой человек собирался сделать теперь, не шло ни в какое сравнение ни с одним из его прошлых опытов. На этот раз ему предстояло нечто немыслимое, почти кощунственное. Ну да, именно кощунственное. Недаром не перестававший звучать в его голове голос отца стращал отступника вечным проклятием.