Остальные, казалось, не могли удержаться, чтобы не перебивать друг друга. Рейфорд услышал, как они все наперебой соглашались с Фортунато и уговаривали Карпатиу принять это решение. Один из них повторил фразу Карпатиу о том, насколько более здоровой стала пресса теперь, когда она принадлежит Мировому Сообществу, и добавил, что владение производством и коммерческими структурами не столь важно, как владение прессой, до тех пор, пока они находятся под контролем Карпатиу и под руководством Мирового Сообщества.
— Большое спасибо за вашу активную работу, джентльмены. Ваши выступления чрезвычайно ободрили и вдохновили меня. Я приму все эти предложения к сведению и в ближайшее время сообщу о возможности их воплощения в жизнь.
Собрание продолжалось еще несколько часов и состояло в основном в том, что так называемые «правители», как попугаи, повторяли Карпатиу все те идеи, которые, по его заверению, должны были показаться им превосходными, если они их обдумают. Каждый, похоже, считал, что выдвигает новые и свежие мысли. Стоило Карпатиу только упомянуть о чем-либо, как послы повторяли это так, будто ничего не слышали.
— Итак, джентльмены, — подвел итог Карпатиу, — через несколько часов мы будем в Новом Вавилоне, и я вскоре встречусь с тремя новыми послами-правителями. Я хочу, чтобы вы полностью осознали неизбежность происходящего. Мы не можем притворяться, что не видим, как мир, каким мы его знаем, чуть было не погиб в этой глобальной войне. Будут еще битвы. Будут еще удары в спину. Нам придется превозмочь себя и воспользоваться силой нашего оружия, что, как вы знаете, я ненавижу делать, и многие тысячи жертв добавятся к уже имеющимся сотням тысяч загубленных жизней. Не смотря на все ваши лучшие намерения и идеи, которыми сегодня поделились со мной, мы должны признать тот факт, что еще долгое время будем вынуждены вести тяжелую битву.
В такое время, как сейчас, всегда появляются оппортунисты. Те, кто будут выступать против нас, воспользуются тем преимуществом, что наши миротворческие силы не могут быть сразу везде, и результатом этого станут голод, нищета и болезни. С другой стороны, в этом есть позитивный момент. Учитывая непомерную стоимость восстановительных работ, чем меньше на земле людей, которых мы должны кормить и чей уровень жизни мы должны повышать, тем быстрее и экономичней мы сможем выполнить эту задачу. Когда численность населения уменьшится, а затем стабилизируется, важно будет убедиться в том, что она не возрастет снова слишком быстро. Посредством соответствующих законов относительно абортов, помощи при самоубийстве и посредством сокращения расходов на дорогостоящее лечение ущербных и физически неполноценных людей мы должны будем осуществлять контроль над демографической ситуацией в мире.
Все, что Рейфорду оставалось делать, это молиться.
— Господи, — сказал он тихо, — как бы я хотел оказаться более послушным рабом. Неужели для меня нет другой роли? Неужели меня нельзя как-нибудь использовать в качестве активной оппозиции этому злу или как орудие возмездия? Мне остается только уповать на Тебя. Сохрани моих близких, пока мы не увидим Тебя во всей Твоей славе. Я знаю, что Ты давно простил мне годы моего безверия и безразличия, но этот грех по-прежнему лежит на мне тяжким грузом. Спасибо, что Ты помог мне найти истину. Спасибо, что Ты послал мне Брюса Барнса. И спасибо Тебе за то, что Ты остаешься с нами теперь, когда мы ведем эту последнюю битву.
ГЛАВА 7
Бак всегда хорошо высыпался, даже в тех случаях, когда спал мало или приходилось провести ночь на ногах. Семи часов вполне хватило, поскольку когда он засыпал, то отключался полностью. О том, что Хлоя спала урывками, он узнал от нее только утром. Ночью ее беспокойный сон и стоны не тревожили Бака.
После того как Кен Ритц посадил самолет в Истоне, штат Пенсильвания, «только чтобы подзаправиться, прежде чем вылетать в Тель-Авив», Бак был сама бодрость. Он и худощавый, обветренный пилот-ветеран, которому было около шестидесяти, легко возобновили разговор, начатый в последний раз, когда Бак пользовался его услугами. Ритц был человеком разговорчивым, прекрасным рассказчиком, чрезмерно самоуверенным, интересным и живо интересующимся всем происходящим. Он жаждал узнать последние мысли Бака насчет исчезновений и мировой войны и поделиться своими собственными взглядами.
— Ну что? Как дела у молодого журналиста-любителя самолетов? Что новенького произошло с тех пор, как я видел вас в последний раз? Когда же это было-то? Почти два года назад! — начал Ритц.
Бак вспомнил, что, когда они впервые встретились, Ритц был прямым и искренним человеком, признававшим, что разбирается не больше, чем кто-либо другой, в причинах исчезновений, но склоняется в сторону версии о пришельцах из космоса. Тогда эта идея поразила Бака своей дикостью, тем более услышанная из уст профессионального пилота, но он ничего не решил для себя. Одна теория была невероятнее другой. Ритц рассказал ему о многих странных случаях, происходивших с ним в воздухе, благодаря которым летчик поверил в подобные вещи.
Баку придало уверенность обстоятельство, что он может рассказать Ритцу свою историю искренне, без обиняков. Было похоже, что рассказ не взволновал Ритца, но и не вызвал негативных эмоций. Он молча слушал, а когда Бак закончил, то просто кивнул.
— Ну, — сказал Бак, — теперь я кажусь вам таким же странным, как вы мне, когда предлагали свою теорию о космических пришельцах?
— Вообще-то нет, — ответил Ритц. — Вы не поверите, сколько людей с точно такими же взглядами, как у вас, я встретил после нашего последнего разговора. Я не знаю, что все это значит, но начинаю думать, что с вами согласны гораздо больше людей, чем со мной.
— Я скажу только одно, — ответил Бак, — даже если я прав, у меня все равно большие неприятности. Нам всем придется пережить что-то по-настоящему ужасное. Но людей, которые не верят в это, ждут такие проблемы, каких они не могут себе и представить.
— Не представляю, что может быть хуже, чем то, что происходит сейчас.
— Понимаю, о чем вы говорите, — сказал Бак. — Раньше я старался не быть слишком надоедливым собеседнику, извинялся за свою навязчивость, но сейчас позвольте дать вам один совет: подумайте над тем, что я сказал. И не рассчитывайте, что у вас много времени.
— Все это является частью вероучения, не так ли? — сказал Ритц. — Если то, что вы говорите — правда, то конец близок. Всего несколько лет.
— Именно так.
— Тогда, если кому охота попробовать, то самое время этим заняться.
— Я бы не мог выразиться точнее. В течение всего полета над Атлантикой после дозаправки в Истоне Ритц постоянно задавал Баку вопросы типа: «А что будет, если…?» Баку приходилось постоянно напоминать ему, что он не студент и не ученый. Однако Бак и сам удивлялся, как много он помнил из того, о чем говорил Брюс.
— Наверное, было безумно тяжело потерять такого друга, как он, сказал Ритц.
— Вы не можете себе представить, насколько тяжело.
Леон Фортунато проинструктировал каждого пассажира, находящегося на самолете, как выходить из него и куда становиться, чтобы попасть в объективы фотокамер, когда они наконец достигли Нового Вавилона.
— Мистер Фортунато, — сказал Рейфорд, стараясь следовать пожеланиям Леона по крайней мере при посторонних, — ведь МакКалламу и мне не обязательно быть на фотографии?
— Конечно, если вы хотите пренебречь личными пожеланиями босса, сказал Фортунато. — Пожалуйста, делайте то, что вам говорят.
Самолет приземлился в Новом Вавилоне и был взят под охрану за несколько минут до того, как открылись двери и прессе, контролируемой Карпатиу, разрешили войти. Рейфорд сидел в кабине, по-прежнему подслушивая с помощью двустороннего интеркома.
— Помните, — говорил Карпатиу, — никаких улыбок. Это горестный, тяжелый день. Пожалуйста, изобразите соответствующее выражение лица.