МАКС РОУД
Ты Был велик
Умение хорошо жить и хорошо умереть — это одна и та же наука.
Эпикур
Данное произведение написано на основе подлинных исторических фактов. Тридцать шесть имён, известных всем и каждому. Тридцать шесть судеб, с которыми связаны судьбы миллиардов обычных людей. Последние часы жизни самых значимых персон в человеческой истории, их деяния и свершения, их воспоминания и мечты. Тридцать шесть коротких рассказов, в которых целая жизнь пролетает за мгновения. Правители, воины, люди искусства, ученые. Это дань им всем, поскольку в истории не остаётся случайных людей, а тем, кто в ней остался, важно, чтобы их помнили.
Часть восьмая. Николай 1 Романов
(25 июня 1796 — 18 февраля 1855 гг.)
12 февраля 1855 года курьер принес во дворец весть о поражении под Евпаторией и почти сразу после этого Николай вызвал к себе своего лейб-медика Фридриха Ивановича Мандта.
- Был ты мне всегда преданным, и потому хочу с тобою говорить доверительно, - сказал он. - Ход войны раскрыл ошибки моей политики не только для всех, но прежде всего для меня самого. Тем не менее, я не имею ни сил, ни желания измениться и пойти иной дорогой, поскольку это противоречило бы моим убеждениям. Пусть мой сын после моей смерти совершит этот поворот. Ему это сделать будет легче. С неприятелем придётся заключать мир на их условиях, а разве можно представить меня идущим на унижение? Нет, нет и нет. Но делать это придётся, а значит, мне остаётся лишь уйти.
- Ваше Величество,- отвечал Мандт, которого, впрочем, не сильно удивили слова императора. - Всевышний дал вам крепкое здоровье, и у вас есть необходимые силы и время, чтобы поправить дела.
- Нет, исправить дела к лучшему я не в состоянии и должен сойти со сцены. С тем и вызвал тебя, чтоб попросить помочь мне. Дай мне яд, который бы позволил расстаться с жизнью без лишних страданий, достаточно быстро, но всё же не мгновенно, чтобы не вызвать кривотолков.
- Ваше Величество, - Мандт еле заметно поморщился. - Выполнить Ваше повеление мне запрещают и профессия и совесть.
Николай резко вскинул голову:
- Если не исполнишь этого, я всё равно найду возможным исполнить намеченное - ты меня знаешь. Вопреки всему, любой ценой, но в твоих силах избавить меня от лишних мук. Поэтому повелеваю и прошу тебя во имя твоей преданности выполнить мою последнюю волю.
- Хорошо, - Мандт тяжело вздохнул. - Если воля Вашего величества неизменна, я исполню ее, но позвольте все же поставить в известность о том государя-наследника, ибо меня как Вашего личного врача неминуемо обвинят в отравлении.
- Быть посему. Но вначале дай мне яду.... Я жду тебя здесь...
В ночь на 18 февраля цесаревич Александр был вызван в покои отца. Пробыв там около получаса, он вышел из кабинета в слезах и, отмахнувшись от окружающих, поспешил удалиться к себе. На следующее утро болезнь императора Николая Первого, который уже почти излечился от гриппа, которым болел на протяжении последних недель, внезапно резко усилилась, да так, что его едва успели соборовать. Несколько часов длилась мучительная агония, которой не бывает при воспалении лёгких — официальной причины смерти императора. Вел он себя при этом мужественно, успел проститься с наследником, которому сказал, что оставляет ему команду в плохом состоянии, с женой, а затем и с внуком, будущим Александром III, который услышал от него: «Учись умирать, Сашка!». В последние часы жизни царь не пожелал даже знать новостей из Крыма, содержавшихся в письме его младших сыновей Михаила и Николая. Только спросил: "Здоровы ли они? Все прочее меня не касается…".
Постепенно дыхание стало затрудняться, появились хрипы. «Долго ещё будет длиться эта отвратительная музыка? - спросил он у Мандта, а затем добавил: «Если это только начало конца, то это очень тяжело. Я не думал, что умирать настолько тяжело». Император ещё смог продиктовать депешу в Москву, касательно собственной смерти, а затем, в начале первого пополудни, скончался от паралича лёгких.
Официальная версия — воспаление легких. Да, Николай действительно выезжал на парад, едва оправившись от гриппа, причём гарцевал там на лошади, будучи весьма легко одетым для морозного Санкт-Петербурга. Некоторые говорят, что он специально так поступил, будучи совершенно сражённым поражениями армии. Но если так, то разве это не то же самое самоубийство? Впрочем, вероятнее всего он поступал так потому, что ему было уже всё равно. Решение о принятии яда было принято, а такие люди идут во всём до конца. Аргументы в пользу самоубийства: немедленный отъезд Мандта из России; анатом Венцель Грубер, делавший бальзамирование, был посажен в Петропавловскую крепость за опубликование в Германии протокола вскрытия тела императора, в то время как в России вообще запретили всякую публикацию документов на этот счёт; воспоминания хорошо информированного А.В.Пеликана (врач, близкий к Мандту) о самоубийстве царя; обвальный характер заболевания, буквально за несколько часов приведший к летальному исходу; мнение Н.К. Шильдера (обладавший широкой устной информацией историк, биограф Николая, от которого осталась одинокая, но такая ёмкая пометка на книге: «Отравился».
В последние месяцы император утомлялся, и сколько ни старался преодолевать своё душевное беспокойство - оно отражалось на лице его более, чем в речах, которые при рассказе о самых горестных событиях заключались одним обычным возгласом: "Твори, бог, волю твою!". Приближенные вспоминали, как бессонными ночами царь "клал земные поклоны", "плакал, как ребенок", а Герцен позже заметил, что у Николая была "Евпатория в легких". Восточная, или, как её у нас чаще называют, Крымская война, привела в расстройство всю империю, а неудачи не только сломили дух императора, но и несомненно повлияли на его психику. Жандарм Европы — так его называли, он привык к тому, что все его начинания приносят победы, привык безраздельно властвовать и всё решать сам. Результат закономерен — в желании угодить императорскому тщеславию, чиновники, коих именно при нём развелось немыслимое количество, всеми своими действиями только лакировали действительность.
Россия уже сильно уступала развитым странам в собственном развитии, но кто об этом мог сказать вслух? Любое проявление инакомыслия подавлялось жестко и быстро. Ложь, страх, мздоимство, крепостное право, слепое и вредное угодничество перед властью — всё это тянуло страну назад. Лучшим начинаниям чиновниками ставились палки в колёса, лучшие умы уезжали за границу, а кто не успел — те или помалкивали, или попросту ссылались в Сибирь. Начав глупую войну, в которой не было необходимости, Николай Первый подписал смертный приговор себе и своей системе управления, но именно смерть николаевской эпохи позволила Толстому вскоре сказать бессмертную фразу: «Тот, кто не жил в России в 1856 году, тот вообще не знает, что такое жить!». Почему так, если страна потерпела одно из самых грандиозных поражений в своей новейшей истории? Очень просто — люди устали от прежней власти. 1856 г. отделял Россию казарменно-палочного режима от грядущей — новой, пробуждающейся к общественной жизни и самосознанию. 1856 год — время новых надежд, а если у народа появилась надежда, он может многое. Как были реализованы эти ожидания — другой вопрос, но нет сомнений, что закупорка пор всей страны на 30 лет, отсутствие плавного развития, привели в конечном итоге и к падению самой династии Романовых.