Русская литература рассматриваемого периода была перенаселена «благонамеренными» героями. В этом нашло отражение значительное распространение либерализма в русском обществе, а также неумение части общественных деятелей четко определить свою жизненную позицию. Критикуя «благонамеренных», Добролюбов по существу противополагает им людей деятельных, борющихся. Трудно требовать, говорит он по поводу «благонамеренных», сочувствия к «людям ничтожным, бесцветным, пассивным, к людям ни то ни се». Они ничего не умеют, они — «тщедушные и кабинетные люди», которые только и умеют мечтать красиво, благородно и смело. «Благонамеренных людей» характеризует разрыв прекрасных стремлений души с потребностями окружающей среды, да и их прекрасные стремления, по мнению Добролюбова, есть не что иное, как «естественные, неиспорченные стремления человеческой природы», они являются «следствием естественных, нормальных потребностей человека» (см. 3, 6, 196). Поэтому в этих стремлениях и нет ничего героического. Благородные юноши, которыми восхищалась русская литература, не заблуждаются потому, что никуда не идут, а сидят все время на одном месте. Последнее обстоятельство, говорит Добролюбов, превращает их прекрасные стремления и их слова в смутное, робкое полузнание. Напротив, людям деятельным, революционерам присуще истинное убеждение и знание, так как оно «проникло внутрь человека, слилось с его чувством и волей, присутствует в нем постоянно, даже бессознательно… Такое знание, если оно относится к области практической, непременно выразится в действии и не перестанет тревожить человека, пока не будет удовлетворено. Это своего рода жажда, незаглушаемая, неотлагаемая» (3, 6, 202).
Из сопоставления «благонамеренных юношей» и революционеров, имеющих решимость к самостоятельной деятельности и выступающих на борьбу с окружающей средой, следовал еще и вывод о том, что одних естественных прекрасных стремлений души недостаточно для движения человека вперед, для преодоления бессмысленного и робкого топтания на месте. Для этого требуется сознательная работа человека над своим превращением в личность, достижение личностью идейно-практического единства. Это происходит путем постоянных столкновений с жизнью, борьбы за изменение окружающих условий, для этого в конечном счете требуется трезвый, реалистический взгляд на вещи, в основу которого положена материалистическая точка зрения.
К концу 50-х годов Добролюбов все чаще и чаще говорит о факте вовлечения в процесс преобразования социальной жизни России значительной части общества. Например, разоблачение Обломова Добролюбов объясняет тем, что «теперь уже настало или настанет неотлагательно время работы общественной…» (3, 4, 333). В этих словах Добролюбова отразился действительный факт расширения социальной базы русского освободительного движения, связанный с переходом к разночинскому периоду его развития. Правда, при этом, рассчитывая на революционное выступление русского крестьянства, Добролюбов значительно преувеличивал этот факт, полагая, что в процесс преобразования вовлекаются и широкие народные массы. Говоря о том, что в русском обществе еще нет людей с цельным, деятельным, характером, т. е. людей, подобных Штольцу, Добролюбов уточнял при этом, что он имеет в виду образованное общество, напротив, «в массе, где идеи и стремления ограничены очень близкими и немногими предметами, такие люди беспрестанно попадаются…» (3, 4, 340). Именно в массе народа Добролюбов искал тот тип личности, которая сумела бы пробудить в обществе движение, сказать ему «всемогущее слово „Вперед!“».
Сознательные борцы против самодержавно-крепостного строя, разночинцы-демократы представляли собой еще сравнительно узкий круг революционеров. Сложность ситуации заключалась в том, что Чернышевский и Добролюбов четко осознали необходимость коренных преобразований Общественных отношений в пользу интересов угнетенных классов, однако эти классы были крайне слабыми, бессознательными, пассивными, «народ, сотни лет бывший в рабстве у помещиков, не в состоянии был подняться на широкую, открытую, сознательную борьбу за свободу» (2, 20, 140). В этих условиях вожди революционной демократии взяли верный курс на подготовку субъективного фактора революционных преобразований, воспитание передовых людей и народных маге в революционном духе. Следует согласиться с Ю. М. Стекловым в том, что «литературно-критическая деятельность Добролюбова была сплошным призывом к общественной работе, к воспитанию характеров, необходимых для революционных выступлений…» (82, 37). Сознательные личности, революционеры, обладающие материалистическим мировоззрением, решимостью характера, воплощающие в своих действиях единство слова и дела, были призваны расширить идеи и стремления цельных людей из народной массы, внести сознательность, целенаправленность и организованность в народные массы. И хотя расчеты на революционное выступление русского крестьянства в XIX в. не оправдались, раскрытая выше точка зрения на вопросы стратегии и тактики революционного движения оказала большое влияние на последующие поколения революционеров, так как здесь революционеры-демократы подходили к осознанию важнейших закономерностей революционного движения — о необходимости единства теории и практики в революционном движении, о решающей роли в революции не только объективных условий, но и субъективного фактора, о взаимной связи деятельности революционера и движения широких народных масс и т. п. Решающее значение в этом процессе имело рассмотрение проблемы идейно-практического единства личности в трудах Добролюбова.