На рассвете, остановившись в Киришах, они увидели мутный Волхов, по которому медленно, одна за другой, плыли огромные баржи. Эти баржи были черны от людей, на них плакали дети, мычали коровы. Жители Новгорода уходили от немцев на баржах вниз по Волхову, к Ладожскому озеру. Тут выяснилось, что линия Пестово — Ленинград тоже перерезана, и Лунину стало ясно, что немцы обошли Ленинград с юга.
Одноколейка вдоль Волхова тянулась и дальше, до станции Волховстрой, где скрещивалась с железной дорогой, соединявшей Ленинград с Вологдой. И поезд после долгой стоянки отправился от Киришей к Волховстрою, чтобы там повернуть к Ленинграду. Говорили, что с востока путь на Ленинград еще свободен.
Они ехали уже шестые сутки. Трое суток не могли они оторваться от фронта — кругом гремело, пылали леса. Наконец Лунин в окно вагона увидел огромный, словно вылитый из тусклого металла водопад и казавшуюся неподвижной белую пену у его подножия — плотину знаменитой Волховской гидростанции.
На станции Волховстрой им сказали, что поезд отсюда пойдет не на Ленинград, а на Вологду. Таково было распоряжение начальства.
Лунин взял свой чемодан и вышел из вагона.
Пути на станции Волховстрой-I были забиты эшелонами. Все они стремились в одну сторону — на восток, все они хотели прорваться через мост, за Волхов, но их было слишком много, и очереди приходилось ждать подолгу. Станки стояли на открытых платформах, в вагонах теснились мужчины, женщины, дети. Все это были ленинградцы, устремившиеся по последней железной дороге, которая еще была свободна. Заговаривая то с тем, то с другим, Лунин убедился, что люди выехали из Ленинграда уже несколько дней назад. Ни один эшелон не пришел с запада сегодня. Ходили слухи, что на станции Мга, как раз на полпути между Волховстроем и Ленинградом, что-то случилось. Что именно там случилось, узнать было не у кого, и можно ли еще проехать в Ленинград по железной дороге, оставалось неясным.
Бредя по путям, прячась в тени вагонов от горячего вечернего солнца, накалявшего груды шлака, Лунин внезапно очутился возле паровоза, окутанного облаком пара. Когда пар рассеялся, он увидел, что паровоз этот повернут не в сторону моста, как все остальные паровозы, а на запад, в сторону Ленинграда.
Паровоз и тендер, ни одного вагона за ними. Из окна паровоза поглядывал пожилой, усатый машинист в промасленной кепке. А на тендере, на длинных березовых поленьях, стоял моряк, командир, и золотые нашивки на его рукавах сияли, озаренные солнцем.
Этот паровоз, повернутый в сторону Ленинграда, и этот моряк привлекли внимание Лунина. Он подошел к тендеру и остановился. Моряк был человек не первой молодости, с костистым узким лицом, сутулый и такой тощий, что китель и брюки сидели на его теле как на жердях. Он сверху оглядел Лунина прищуренными близорукими глазами.
— Куда вы? — спросил Лунин.
— В Ленинград, — ответил моряк.
— На паровозе?
— Как придется. Пока на паровозе.
— А через Мгу проедете?
— Там видно будет.
Он прибавил еще что-то, но паровоз свистнул, опять весь окутался паром, и Лунин не расслышал его слов. Огромное колесо паровоза мягко и медленно двинулось.
— Я с вами!.. — вдруг крикнул Лунин и ухватился за поручни крутой лесенки, ведущей на тендер.
Он сам был ошеломлен своим поступком и несколько мгновений провисел, держась за поручни. Моряк протянул ему руку. Она оказалась костлявой и совершенно бессильной. Лунин отстранил его руку и влез на тендер.
Паровоз мчался уже вовсю, гремя на стрелках. Молодой помощник машиниста, неодобрительно посмотрел на обоих мужчин в морской форме, но ничего не сказал. Лунин сел на полено. Он смотрел на моряка, моряк на него. Надо было начать разговор.
— Издалека едете? — спросил моряк громко, чтобы его можно было расслышать сквозь лязг колес.
— С юга. С Азовского моря.
— Плавали по Азовскому морю?
— Нет, нигде не плавал, — рассмеялся Лунин.
Моряк посмотрел на него с удивлением.
— Как понимать ваши нашивки? — спросил он смущенно. — Стыдно сказать, я числюсь командиром флота, а во флотских знаках различия не разбираюсь. Вот сухопутные шпалы знаю. Вы капитан третьего ранга?
Пришел черед удивляться Лунину. Он сам был очень еще нетверд в знаках различия, но ведь флотский-то командир должен в них разбираться.
— Я майор, — сказал Лунин.
— Майор?
— Ну да. Я не моряк, а летчик. Видите, голубые просветы. Гражданский летчик был, а теперь зачислен в морскую авиацию. Ну а вы капитан-лейтенант?
— Я вижу, знаки различия и вам не даются. Старший политрук. И тоже нигде не плавал.