— Прочту!
Однажды во второй половине июля, гуляя по островам, совсем безлюдным и заросшим пышной одичалой зеленью, они на одной из проток Невской дельты обнаружили маленькую лодочную станцию. Оказалось, что лодки эти предназначались для отдыха офицеров. Татаренко был лейтенантом — и он, и все его товарищи стали лейтенантами сразу после прорыва блокады. Новые золотые погоны с голубым просветом, недавно введенные и очень ему шедшие, сверкали на плечах его синего кителя. Однако не без робости обратился он к старшине, который ведал лодочной станцией, и попросил у него лодку. Старшина вынес им весла, уключины, и они отправились в плавание.
Татаренко греб, а Соня правила. Они двинулись между островами, из протоки в протоку, стараясь выбирать самые глухие и узкие. Многоцветное вечернее небо отражалось в воде, ветки кустов свисали над лодкой. Внезапно над ними низко-низко пронеслась шестерка самолетов-штурмовиков с красными звездами на крыльях.
— Пошли штурмовать немецкие батареи в Стрельне, — сказал Татаренко, вслушиваясь в их замирающий гул.
От Невской дельты, где они находились, до Стрельны было всего несколько километров, и в безветренном воздухе они отчетливо услышали, как началась штурмовка. Гремели взрывы, трещали, захлебываясь, немецкие зенитки. Затем штурмовики опять прошли над их лодкой — в обратном направлении.
Мало-помалу по одной из Невок лодка добралась до моря. Огромный, занимавший полнеба закат висел над гладкой, как стекло, водой Маркизовой лужи и отражался в ней. Соня рассмеялась.
— Я подумала: если бы из этого заката сшить платье!.. — сказала она. — Правда, глупо? Но все-таки вот было бы платье!
Он ласково усмехнулся.
— Вам весело? — спросил он.
— Мне? Весело. А вам?
— Тоже весело, — сказал он. — Нет, не очень…
— Почему — не очень?
— Потому что мы отсюда уходим.
Соня не поняла.
— Кто? Вы? Откуда уходите? Куда?
Он объяснил, что уходит их эскадрилья. Когда — неизвестно, но, безусловно, скоро. Куда — тоже неизвестно.
— Далеко? — спросила она.
Может быть, и не так уж далеко, — ответил он, — но в городе, наверное, бывать не придется.
Она сразу поняла значение этих слов: встречам их приходит конец. Предстоит разлука, и на какой срок — неизвестно.
О своих отношениях они еще никогда ничего не говорили, даже коснуться этой темы они не осмеливались. Но Сонина веселость исчезла; она призадумалась. Интерес к прогулке у них пропал. Они вернулись на лодочную станцию, сдали лодку и молча пошли рядом в прохладных сумерках. Время от времени она плечом касалась его плеча. Когда они подходили к ее дому, он спросил:
— Вы будете мне писать?
Она кивнула.
Они долго стояли в воротах дома, не в силах расстаться.
— Мы еще увидимся? — спросила она.
Он не был в этом убежден, так как знал, что перебазировки обычно происходят внезапно. Приказ — и через час они уже на другом аэродроме. Но он, конечно, сделает все возможное, чтобы проститься с нею.
— Если не смогу заехать, я вам дам знать.
— Как?
— Через Славу. Константин Игнатьич непременно отпустит его проститься с вами. Слава вам скажет, и вы приедете. Хорошо?
— Приеду.
Они никак не могли расстаться, и она пошла провожать его к трамваю. Но оказалось, что последний трамвай уже ушел. Он вскочил в попутную грузовую машину, и Соня стремглав пустилась бежать домой: у нее не было ночного пропуска, и ее мог захватить патруль.
Прошла целая неделя, а от Татаренко ни слуху ни духу. Однако Соня знала, что эскадрилья еще здесь, потому что за эту неделю к ней дважды заезжал Слава. Когда он появлялся, Соня настороженно ждала, не передаст ли он ей чего-нибудь. Но он даже имени Татаренко не упоминал и безусловно не подозревал, что эскадрилья должна в ближайшее время перебраться на какой-то другой аэродром.
Узнал он об этом в день отлета. Лунин сам отправил его к Соне прощаться, наказав вернуться не позже, чем через три часа. Слава явился на квартиру оживленный и говорливый. Он объявил Соне, что будет теперь жить на каком-то острове посреди моря.
— Я полечу на транспортном самолете вместе с Деевым, — говорил он. — Весь наземный состав полетит на транспортных самолетах. Вот люблю летать! Когда мы летели через Ладожское озеро прошлый раз, одного нашего краснофлотца тошнило, а меня вот — нисколько!.. Слушай, Соня, — внезапно сказал он. — Татаренко велел тебе передать, чтобы ты поехала вместе со мной на десятом номере. Он будет тебя ждать на последней остановке. В город его не отпустили, а до остановки он добежит… Ага, краснеешь, краснеешь! — заорал Слава торжествующе.