Нужно было спросить у кого-нибудь, как пройти на командный пункт. Какой-то плечистый мужчина в синем летном комбинезоне стоял у самолета, повернувшись к Серову обширной спиной.
Услышав шаги Серова, он обернулся, и Серов увидел знакомое широкое лицо, покрасневшее от солнца и ветра.
— Товарищ командир полка, старший лейтенант Серов явился…
Но договорить ему не удалось.
Две сильные руки обняли его, горячая мягкая щека прижалась к его щеке. Лунин, пыхтя от волнения, мял его в объятиях. А поодаль, не смея приблизиться, толпились незнакомые молодые летчики и шептали с почтительным удивлением:
— Серов! Тот самый!
Им долго не удавалось остаться наедине. Лунин был очень занят: выслушивал донесения, отдавал приказания — там, за лесом, где громыхал фронт, шел непрерывный бой, и самолеты то садились, то взлетали. У него не было ни мгновения, чтобы поговорить с Серовым. Однако он время от времени ласково взглядывал на него, скосив глаза, и Серов знал, что он о нем не забыл. Наконец, улучив минуту, Лунин крикнул двум молодым летчикам:
— Карякин! Рябушкин! Сведите-ка старшего лейтенанта Серова в столовую.
— Константин Игнатьич, куда вы меня назначите? — спросил Серов.
— После, после поговорим. Сначала поужинайте.
Карякин и Рябушкин, польщенные выпавшим на их долю поручением, отвели Серова в столовую.
— У нас в столовой когда-то работала девушка Хильда, — сказал Серов. — Эстонка…
— Хильда здесь, — проговорил Карякин. — Наверное, на кухне. Сейчас явится.
Но ужин им подала не Хильда, а незнакомая Серову девушка.
— А где Хильда? — спросил ее Карякин.
— Только что здесь была, — ответила девушка. — Я ее позову.
Она вышла, и слышно было, как за стеной перекликались девичьи голоса:
— Где Хильда? Ее старый летчик спрашивает…
— Хильда, Хильда!
— На продсклад ушла…
— Сейчас придет!..
Они уже вышли из столовой и довольно далеко отошли от нее, когда услышали, что кто-то их догоняет. Серов обернулся и увидел Хильду.
Раскрасневшаяся от волнения, от бега, она была такая же красивая, как раньше. Долго трясла она руку Серову и не отпускала. Румяные пухлые губы ее улыбались, но в голубых глазах ее, прямо на него смотревших, стояли слезы.
— Теперь я буду опять подавать вам в столовой, как раньше, — сказала она.
У Серова тоже сверкнули в глазах слезы.
— Вы помните, помните?.. — спрашивал он ее.
Глаза ее потемнели.
— О, все они у меня тут! — сказала она торжественно, коснувшись рукою своего сердца.
Потом, тряхнув головой, опять улыбнулась ему губами:
— Слышите, как гремит?
За лесом, не умолкая, гремела артиллерия.
— Там Эстония, — продолжала она. — Совсем близко… Мы с вами вместе были в Эстонии и скоро вместе вернемся…
Спеша на командный пункт полка, Серов старался как можно меньше хромать, но у хромоты его было ужасное свойство: она от волнения увеличивалась. В сооруженной за одну ночь землянке командного пункта Серов был встречен радостными возгласами майора Шахбазьяна. Оказалось, Шахбазьян отлично знал о всей переписке Серова с Уваровым и сам, со своей стороны, много раз просил Уварова помочь Серову вернуться в полк.
— А как же иначе! — гудел Шахбазьян. — Ведь вы — наш, коренной. Я говорил Уварову: «Иван Иваныч, Серов в полку вырос, в полку сражался, помогал строить полк. Если у полка добрая слава, так в этом заслуга и Серова. Неужели мы его упустим!..»
Он несомненно от всей души был рад Серову. Но в то же время вовсе, кажется, не был уверен, что Серову можно сразу доверить боевой самолет. Серов догадался об этом по слишком подробным вопросам о здоровье, которые задавал ему начальник штаба полка, насторожился и насупился.
— Вы живите, присматривайтесь, — говорил Шахбазьян. — А уж мы найдем, как вас использовать…
В третий раз услышав это неопределенное обещание «использовать», Серов совсем запечалился и поник головой. Но тут внезапно из темного угла землянки раздался голос Лунина.
— Товарищ майор, ведь Серов — летчик.