— Я это знаю, товарищ командир, — сказал Шахбазьян. — И знаю, какой он летчик!
— Летчик он выдающийся! — проговорил Лунин.
— Но этот выдающийся летчик два года не садился в самолет, — сказал Шахбазьян. — Он был тяжело ранен, он ослабел, он хромает…
— Он на земле хромает, а не в воздухе, — проговорил Лунин. — Я привык с ним летать, и он будет моим ведомым, как был когда-то. Не сомневаюсь, что за две недели вам удастся его подготовить… Хромых, проводите старшего лейтенанта в наш кубрик и поставьте ему койку рядом с моей…
В кубрике Серов заснул, едва голова его коснулась подушки. Но поздно ночью он внезапно открыл глаза и увидел Лунина, который стелил себе соседнюю койку.
Лунин ему улыбнулся.
— Константин Игнатьич, а я женился, — неожиданно для себя произнес Серов.
— На ней? — спросил Лунин.
— На ней.
— Хорошо! — сказал Лунин, но в голосе его не было настоящей уверенности.
— Очень хорошо! — сказал Серов.
Лунин вздохнул, улегся и замолчал. Разговор прекратился. Но минут через десять Серов спросил тихонько:
— Константин Игнатьич, вы не спите?
— Не сплю.
— Хочу вас спросить… Это вы вывезли из Ленинграда женщину с двумя детьми? Девочка Ириночка и мальчик Сережа…
Лунин ответил не сразу. Внезапно он сел на постели.
— Это была она?
— Она.
Лунин долго молчал, потрясенный.
— Ну, тогда и вправду все очень хорошо.
4
Для двойного удара, нанесенного по немцам под Ленинградом в январе 1944 года, характерно сложное и в высшей степени точное взаимодействие между артиллерией, пехотой, танками и всеми тремя родами авиации — бомбардировочной, штурмовой, истребительной. Шел мокрый снег, в десяти метрах ничего не было видно, и тем не менее над передним краем немцев каждые пять минут появлялись отряды наших бомбардировщиков, охраняемых истребителями, и сбрасывали бомбы. Когда артиллерия и бомбардировочная авиация разорвали немецкую оборонительную полосу, в образовавшийся прорыв хлынули тяжелые танки. Но танки шли не одни — в воздухе их сопровождали самолеты-штурмовики. С каждым танковым соединением взаимодействовало шесть небольших групп штурмовиков, покидавших поле боя только после появления смены. С каждой группой штурмовиков взаимодействовала группа истребителей. Истребители охраняли танки и штурмовики с воздуха и вели разведку, обнаруживая вражеские огневые точки и узлы сопротивления.
В головном танке каждой танковой колонны находился авиационный офицер, поддерживавший по радио беспрерывную связь с истребителями и штурмовиками.
— Товарищ капитан, дайте работенку, — то и дело обращались к авиационному делегату в танке летчики-штурмовики.
Тот откидывал верхний люк, осматривался и передавал:
— Смотрите влево… Видите два танка? Это наш дерется с немецким. Немецкий — черный. Видите?
— Вижу. Сейчас помогу.
Штурмовик разворачивал свой самолет влево и мутной тенью в падающем снегу проскальзывал над черной бронированной коробкой. Немецкий танк мгновенно вспыхивал.
— Товарищ капитан, как дела? — спрашивал штурмовик, желая знать результаты своей работы.
— Нормально.
Когда танки попадали в полосу сильного огня, которую трудно было преодолеть, авиационный делегат кричал:
— Татаренко, поглядите, откуда стреляют!
Истребители, проносясь в тумане над самой землей, выясняли расположение немецких противотанковых батарей, и штурмовики получали «работенку».
— Как дела?
— Нормально. Танкисты не в обиде.
В этих боях совместно с танками и штурмовиками эскадрилья под командованием Татаренко участвовала с первого дня наступления. Сражаться в таком тесном взаимодействии с наземными частями было тяжело, но ново и увлекательно. В условиях боя точное распределение обязанностей невозможно, — танкистам и штурмовикам приходилось иногда становиться разведчиками, а истребителям — штурмовать. В тех случаях, когда, летя впереди танков на разведку, истребители обнаруживали где-нибудь на перекрестке дорог колонны вражеских солдат или автомашин, они не дожидались подхода штурмовиков, а начинали штурмовать сами.
Татаренко скоро пристрастился к этим штурмовкам. Истребители не имели возможности, подобно штурмовикам, разрушать блиндажи и дзоты; им нужно было подстерегать немцев «на воле», под открытым небом, а это требовало особой наблюдательности, ловкости, сметливости, уменья спрятаться в клоке тумана или за вершинами сосен. Мокрая погода, с тучами, ползущими почти по земле, со снегопадами и дождями, создававшая такие огромные трудности для работы авиации, благоприятствовала внезапным штурмовым налетам. Эти налеты были суровой проверкой всех качеств летчика-истребителя: чтобы участвовать в них, он должен был отлично владеть своим самолетом и своим оружием, уметь ориентироваться в почти полной тьме, уметь мгновенно оценивать обстановку. И эскадрилья, которой командовал Татаренко, была одной из первых эскадрилий истребительной авиации на Балтике, овладевшей искусством, сопровождая танки, штурмовать наземные силы врага.