Для кинорежиссера такой путь был заказан. Кино - это большие, очень большие деньги. Выходит, если решил ты встать в прямую оппозицию к советской власти, то придется менять профессию. Радужных перспектив не сулила и эмиграцию. Ничем не прославил себя М. Калик, уехав в Израиль. Удачнее всего творческая судьба за кордоном сложилась у напористого Михалкова-Кончаловского. Но лучшие свои картины он снял на родине. У нас Кончаловский был ведущим режиссером, в западном же кинематографе еле-еле, ценой немалых унижений, смог стать лишь "середнячком". Там и своих талантов подобного уровня хватает в избытке.
Надо было обладать мировой славой А. Тарковского, чтобы, не теряя своего лица, получить за рубежом подлинно самостоятельную постановку. Но и то, выскажу еретическую мысль, в отрыве от родных осин создатель "Андрея Рублева", поставил фильмы ("Ностальгия", "Жертвоприношение") не самого для себя высокого потенциала.
В конце же 60-х - начале 70-х годов Тарковский, возможно, не утратил еще надежду, что ему удастся реализовать свои творческие планы в Советском Союзе. В 1972 г., когда сменилось руководство Госкино СССР, фильм "Андрей Рублев" был официально разрешен к показу. Но с новыми работами ладилось все труднее и труднее. В сущности, все свои ленты Тарковский снимал в обстановке повышенной нервозности, а то и травли, вечных придирок и угроз. В собственном отечестве гениальный режиссер, искренний патриот, чувствовал себя зачастую неуютно, несвободно.
Нелегкой была и судьба Василия Макаровича Шукшина. После его безвременной кончины чуть ли не все руководящие деятели кино стали числить себя в его друзьях и единомышленниках. Но при жизни Шукшину подчас было мучительно тяжело пробивать свои сценарии. Признание в реальном своем выражении пришло к нему лишь незадолго до смерти, когда ему разрешили, наконец, ставить фильм о Степане Разине.
Но все-таки это признание пришло. Полной беспросветки не было. И молодые режиссеры, вступавшие в большое кино в семидесятые годы, еще верили, что им удастся добиться своего в экранном искусстве. Правда, в их вере содержалось, пожалуй, больше скептицизма, сомнений, а нередко и цинизма, чем у их предшественников шестидесятников. Легкой жизни лучшие из поколения Губенко не искали, но и отказываться от своей профессии не собирались. И сознательно или бессознательно надеялись договориться с властью. Вопрос же об отъезде из страны для таких людей, как Николай и Жанна Болотова не стоял и просто не мог стоять. Они России были преданы всей душой. И примером им являлись их собственные родители. О Колиных я говорил выше, отец же Жанны был тяжело ранен на фронте, воевал честно и храбро, стал Героем Советского Союза. Мать, учительница по образованию, переучилась на хирургическую медсестру и работала в госпитале.
***
Оценивая 1969 прокатный год, Первый секретарь Союза кинематографистов СССР Л. Кулиджанова констатировал, что это год "не порадовал нас особенно крупными достижениями... Современная тема вызывает наибольшую озабоченность, именно на этом важнейшем творческом плацдарме у нас особенно часты провалы и неудачи"1.
Констатация совершенно справедливая. Сколько я помню себе в кинематографе, столько и слышал разговоров о недостатке хороших фильмов на современную тему. Но к 1970 г. ситуация обострилась, в чем виновато было само партийное руководство. Оно требовало от драматургов и режиссеров: дайте фильмы, в которых был бы выведен современной герой, умеющий преодолевать любые трудности, смелый, умный, благородный и прочее. Однако при изображении этих трудностей требовалось (негласно) избегать "крайностей". Дескать, в социалистическом обществе ликвидированы острые антагонизмы, а, значит, и конфликты не должны быть слишком острыми. Это же - не военный фильм, и не о Гражданской войне. Впрочем, и тут, что мы видели на примере ленты "Пароль не нужен", многое искусственно смягчалось, припудривалось.
Брежневское время, в своем официальном самосознании, избегало всяческих "слишком" и "чересчур". Оно любило в искусстве отутюженные коллизии, лишенные серьезного социального звучания. С этой точки зрения оказывалось наиболее удобным, чтобы современный герой проявлял себя в эффектном столкновении со стихийным бедствием - наводнением, бураном, штормом, пожаром, а также с досадными техническими неполадками.
Но и тут существовали свои табу. Сами изображаемые стихийные бедствия должны были иметь локальный характер. Взыскательный же анализ сложных и глобальных экологических проблем (равно, как и экономических) отнюдь не поощрялся. Это сегодня журналисты соревнуются друг с другом в описании пожаров и наводнений. Тогда же полагали, что не надо особенно травмировать народ. В советском отечестве все и всегда в порядке.
Понятно, что многие режиссеры, в том числе и начинающие, не спешили откликнуться на горячие призывы ставить фильмы о современности. С ними мороки не избежать. Не нужна она была и Губенко. Он выбирает для своего дебюта сценарий В. Шукшина, написанный по мотивам рассказов известного тогда писателя С. Антонова. Выбор этот отнюдь не случаен. Губенко глубоко уважает Шукшина, и тот относится к нему с явной симпатией. Они близки друг другу и по духу, и по биографии.
Сценарий Шукшина - не о современности. Это, скорее, - история, но близкая, кровоточащая. И вроде бы давно освоенная и в художественной литературе, и в игровом кинематографе. Сюжетная схема здесь простая. После победы над фашизмом демобилизируется солдат (сержант, офицер). Он приходит в родной колхоз (завод, фабрику) и застает там полную разруху. Мужиков совсем нет. Нашего героя избирают председателем колхоза, назначают начальником цеха, директором завода). Ценою самоотверженной работы бывший солдат поднимает разоренное хозяйство, обретает личное счастье. И все дружно начинают жить счастливо и зажиточно.
В сталинские времена на основе этой сюжетной схемы был поставлен Юлием Райзманом фильм "Кавалер Золотой Звезды" по одноименному роману Семена Бабаевского. Фильм получил Сталинскую премию, что ясно свидетельствовало о его партийно-государственном признании. И, действительно, в нем последовательно проводилась господствующая тогда официальная точка зрения на послевоенный восстановительный период. Кстати сказать, это точка зрения имела под собой и реальные основания, только они были сильно препарированы, идеализированы.
Да, нам было очень трудно после войны. Проклятые фашисты разорили все и вся. Но мы, советские люди, под мудрым руководством Коммунистической партии и ее вождя, в кратчайшие сроки все подняли и коренным образом преобразовали, улучшили. Большой мастер, Райзман и в этой картине остается профессионалом не дюжинного склада. Но смотреть ее и в 60-е годы, и сегодня трудно, неловко. Апофеоз лакировки действительности. Как давно отмечено в нашем киноведении, главный образ картины - столы, ломящиеся от разных яств. "Несут подносы, блюда, мобилизована вся бутафория "Мосфильма", каждый квадратный сантиметр стола густо заставлен едой. Столы растут, удлиняются, в финале они уже протягиваются через весь экран, уходят далеко в песрспективу"2.
Сам кавалер Золотой Звезды, Сергей Тутаринов в монументальном исполнении С. Бондарчука откровенно дается как фигура идеальная и всемогущая. Он может служить своего рода кино иллюстрацией расхожего тогда газетного лозунга: у нас-де, в советской державе, и простой деревенский парень может запросто стать государственным деятелем. Им герой и становится. К финалу Тутаринов выдвигается на пост председателя райисполкома.
Выше уже шла речь о знаменитом фильме 60-х годов - "Председателе" режиссера А. Салтыкова по сценарию Ю. Нагибина. Есть смысл вернуться к этому произведению. По идейному замыслу - прямая антитеза "Кавалера Золотой Звезды". Трудности, голодуха послевоенной деревни показаны там без всяких прикрас, что сразу же вызвало раздражение у неосталинистов. Недовольны они были и тем, что в числе влиятельных противников Егора Трубникова, фронтовика-инвалида, оказывается и местный начальник КГБ, напоминавший внешним обликом и вкрадчивыми манерами расстрелянного шефа карательных органов Лаврентия Берия. Мини-Берия собирался упрятать принципиального и независимого председателя колхоза за решетку. Однако более высокие партийные инстанции не дали Егора в обиду. Наивная, но и не совсем беспочвенная, вера в мудрость и справедливость этих инстанций, присуща создателям фильма, да и, пожалуй, шестидесятникам в целом. Провинциальные начальники были зачастую более злобными ретроградами и перестраховщиками, чем столичные.