Эти картины оставляли благостную иллюзию, что трубниковым все под силу. Но мешали злые чиновники. Да, вина последних несомненна. Но если бы даже по чьему-то волшебству и нашлось миллион замечательных председателей, директоров и бригадиров, они бы все равно не смогли кардинально улучшить жизнь советских людей.
Я говорю все это вовсе не для того, чтобы задним числом ругнуть, скажем, Ю. Нагибина и А. Салтыкова. Люди своей эпохи, они, как и многие в стране, разделяли ее мифологию и иллюзии. К 70-м годам эта иллюзия уже была заметно развеяна, хотя, повторяю, за нею цеплялась официальная пропаганда. Однако сельское хозяйство продолжало влачить жалкое существование, неуклонно возрастали закупки зерна за границей. Купить приличную колбасу можно было лишь в специальных распределителях и буфетах. Помню смешные и горькие анекдоты тех дней. В Политбюро докладывают: в городе Калинине совсем худо с мясными изделиями. Члены ПБ впадают в задумчивость. Ба, найдено решение проблемы: пустим из Москвы в Калинин дополнительную электричку. Но и в столице магазинные прилавки становились все беднее и беднее.
Словом, уповать на дельных председателей и директоров становилось все труднее даже в официозной прессе, где так много и упоенно писали б очередной "битве за хлеб". Василию Шукшину такие упования были совершенно не свойственны. Теперь пора подчеркнуть, что он, а вслед ему и Губенко, ломают стереотипы деревенских фильмов. До высоких наград Николаю Егорову так же далеко, как советскому крестьянству до зажиточной жизни. Гибель молодого председателя в фильме "Пришел солдат с фронта" на свой лад символична. Это - крушение давних надежд и веры в возможность скорого преобразования деревни. Выше я говорил о конформистских нотах в картине Губенко, теперь пора сказать о том, что в ней сильны и антиконформистские настроения. Тут все переплетено, смешано.
Другой вопрос, насколько масштабен и емким являлся сам образ Егорова. Разумеется, Губенко-актер сделал максимум возможного, чтобы широкому зрителю полюбился его герой. И воистину, сердце сжимается от боли и тоски, когда тот гибнет. Господи, этому энергичному и душевному человеку жить бы да жить. И понятно, почему столь искренне и сильно горюют о нем его односельчане. Этот эпизод - один из лучших в фильме. Патетика тут не коробит, она органично входит в состав народного менталитета. Народного плача по доброму человеку.
Провожая его в последний путь, люди, показывает Губенко, не сломлены горем, не сломлены духом, стараются держаться. И не теряют веру в лучшее будущее, вернее, не хотят ее терять, она, однако, сильно размыта. На кладбище Иван Степанович говорит: "Поставлю я тебе, Николай, такой памятник... стоишь ты весь в полный рост и рукой показываешь на свою родную деревню... Она скоро поднимется, хороша будет деревня. В садах. Избы большие!"
Эти слова из литературного сценария. В фильме их нет. О Николае Максимовиче произносит речь военком, он более сдержан, официален. В картине больше подчеркивается горе егоровских земляков, даже отчаяние у многих. Этих людей можно понять. Едва повеяло ветром надежды, как она обратилась в дым. Никто Николаю Егорову не придет на смену. Некому приходить. Такое "никто" и "некому" выражается и в графическом строе ленты. Снова начинают здесь преобладать темные, грустные тона.
Но справедливость требует сказать и о том, что в сознании широкого зрителя Николай Егоров, как художественный тип, не встал в один эстетический и психологический ряд с тем же Егором Трубниковым. У них разные калибры. Не по актерскому исполнению: Губенко вполне может соревноваться с Михаилом Ульяновым, почти не уступая ему по природному дарованию и мастерству, разве что у того жизненного и артистического опыта по более. Однако драматургически Николай Егоров все же сравнительно однозначен. Скорее, угадывается, что он человек богатого внутреннего содержания, чем это выявляется в конкретных действиях и поступках.
Кроме того, что, пожалуй, самое существенное, на фабульную линию Егорова как бы накладывается судьба Ивана Степановича. И он, несмотря на все усилия Губенко-режиссера, если не вытесняет, то словно перекрывает в значительной мере образ Егорова. Во второй части ленты дядя Ваня становится почти ведущей фигурой повествования. Впрочем, концептуально герои даже несколько дублируют друг друга. Дядя Ваня - тоже фронтовик и инвалид, тоже, и еще в большей степени, одинок.
Конечно, социальная подоплека этих образов разная. Егоров - сельский интеллигент. Иван же Степанович заявлен как характер истинно народный, крестьянский. В нем многое от Василия Теркина, знаменитого героя популярнейшей поэмы А. Твардовского. Духовное родство с этим героем мягко, но и вполне определенно, подчеркивает Михаил Глузский. Его дядя Ваня из тех неунывающих русских солдат, которые незаменимы ни в бою, ни на привале, ни в госпитале, ни в мирной жизни. Он везде на месте, удивительно скромный, терпеливый, бескорыстный.
Иван Степанович отличается завидным богатством духа, острым умом и отзывчивым сердцем. Он говорит о себе и своем поколении, на долю которого выпали неимоверно тяжелые испытания. "Мы много до войны не понимали. Я, например, не понимал, почему на земле красиво. Слышу - говорят, красиво, красиво. Красивый закат. Красивый восход... речка красивая. Бросьте же, думаю, с вашей красотой. Закат, как закат, обыкновенный. Солнце садится - и все... Все теперь! Закат-то он, конечно, закат, а слов - вот не найду, как про него сказать".
Без преувеличений можно сказать, что дядя Ваня и работает красиво, с огоньком. Вкладывает в любимую работу всю душу. Вот он рубит дом для Веры. Хочет, чтобы это был ладный дом. И чтобы жили в нем счастливо. А люди так натерпелись за военное лихолетье, что боялись поверить в бескорыстность бывшего солдата.
На роль колхозницы Веры молодой режиссер пригласил актрису Ирину Мирошниченко. Она успешно работала в Художественном театре, много снималась в кино. Это приглашение - одна из неожиданностей фильма. Привычный имидж актрисы - красивая интеллигентная женщина, городская барышня, светская львица, но никак не простая колхозница. Некоторые критики сочли, что Мирошниченко выламывается из контекста фильма. Я этого не нахожу. Режиссер уходит от штампа в изображении деревенских женщин. И это - его право.
Среди русских крестьянок, что воспевалось крупнейшими нашими поэтами, было и есть немало привлекательнейших женщин, на которых и рафинированные аристократы не считали за стыд жениться. И вовсе, кстати, не "простецкой" внешности. Да и не она важна сама по себе. Вера-Мирошниченко излучает душевное тепло, доброту, отзывчивость. Образ рисуется актрисой мягкими, акварельными красками. Никакой патетики, резкого жеста, артикуляции голоса. Вера сдержана и не суетна. У нее есть и собственная гордость, и верность долгу и любви.
Муж Веры пропал на войне без вести. Может быть, это - самая трагическая коллизия на войне, которую пережила не одна русская женщину и в ту великую войну, и нынешние "малые". Любимого человека нет? Любимый человек есть? Надежда умирает последней. Но сколько зим она может теплиться? Вера продолжает ждать мужа. "Соблюдать себя", как говорят в деревне. Вера опасается она принять новый дом в дар от Ивана Степановича, понимая, что у того, возможно, зреет любовь к ней, которую она не может и не хочет разделить. Но и обижать доброго человека нельзя. Как и играть его чувствами. Вот такой запутанный узел человеческих отношений, который, может быть, и не понять иной современной, "продвинутой" девушке. Впрочем, и ныне люди бывают разными - и добрыми, и чуткими, и самоотверженными...
Отмечу в фильме еще одну краску. Не исключено также, что Вера тянется сердцем к молодому председателю. Когда тот погибнет, она возьмет на воспитание его дочь. Надя уже жила у нее после смерти матери.