— Думаешь ловушка? — Унтер задумался на несколько секунд, а потом медленно кивнул.
— Сколько под этими тентами можно бойцов укрыть? Если даже по десятку, то это больше трех сотен на круг получается.
— А если еще и пушки-фунтовки на вертлюг поставить, вообще можно очень нехорошо встрять, — согласился с подчиненным поручик.
Возможность появления таких подставных обозов они учитывали еще при подготовке к кампании. Егерей тогда вообще учили думать не только как напасть, но и как от подобного нападения защититься. Великий князь, регулярно приезжавший в подшефный полк и общавшийся не только с офицерами, но даже с нижними чинами, настаивал на том, что победить можно только думая на шаг вперед по сравнению с противником. Однажды их всех собрали в аудитории и предложили мысленный эксперимент: чтобы егеря сделали, если бы оказалось, что против их армии действует подобное мобильное подразделение. В течение двухчасового мозгового штурма — который они, увидев эффективность такого подхода, повторяли впоследствии не раз — егеря накидали два десятка разных способов противодействия партизанской тактике, среди которых были и вот такие ложные обозы, могущие стать для атакующих крайне неприятным сюрпризом.
— Пропускаем, — после короткого размышления вынес вердикт ротный. — Подождем что-нибудь менее опасное.
ЗЫ. Небольшой бонус за 1.5к лайков.
Глава 5
И все-таки Бонапарт попытался нас обмануть. Взяв большую часть армии, он зашел на Смоленск с юга, а сорок тысяч бойцов под командой Нея направил в обход с севера, чтобы перекрыть дорогу на Москву и отрезать нам пути к отступлению.
19 августа состоялся третий военный совет за последние два месяца, на котором мне правда присутствовать не повезло: я, — впрочем, скорее генерал-майор Инженерных войск Ивашов под прикрытием моего имени — в это время, используя ратников московского ополчения, во всю занимался инженерным обустройством будущего Бородинского поля. О событиях же в Смоленске я узнал несколько позже от, скажем так, непосредственных участников действа.
Было решено отделить от основной армии два корпуса — Дохтурова и Раевского — и казаков Платова, которым в битве за город все равно было тесно, и под командованием Михаила Богдановича отправить их для сдерживания Нея, а основной армией принять бой. Такой вариант позволял сохранить армию даже при неудаче одной или обеих ее частей.
Барклай, забрав пятьдесят тысяч человек увел их на северо-восток, где в районе Духовщины 25 августа и был бит Неем. Собственно, «бит» — это не совсем правильное слово, тем более что стратегическую задачу он выполнил — не пустил самого храброго маршала Наполеона на смоленскую дорогу. Все было бы совсем хорошо, если бы не большие — больше восьми тысяч убитых и раненых — потери, понеся которые Барклай тут же вернулся к излюбленной тактике и, медленно пятясь, 27 августа вернулся на смоленскую дорогу, где соединился с отступающим из-под древнего города Кутузовым.
Старый лис, как это стало понятно изначально, хоть на словах и декларировал желание наступать и бить противника везде, где это только возможно, на практике держаться за Смоленск зубами совершенно не планировал, тем более что против Наполеоновских ста двадцати тысяч у Кутузова было меньше сотни.
Смоленское сражение стало своеобразной калькой Минска и Витебска. В течение двух дней французы атаковали хорошо укрепленные позиции, заваливая трупами каждый метр городских пригородов, превращенных в один большой укрепрайон. 22 августа Наполеон впервые за время кампании в России бросил вперед гвардию, что в общем-то и решило дело. Выбитые из передовых укреплений русские полки не стали контратаковать, а отошли в древнюю крепость. Весь день 23 августа французская армия, понесшая до этого немалые потери, стояла на месте пока артиллерия уничтожала каменные стены города, а когда на рассвете 24 числа передовые роты 23-й пехотной дивизии взобрались на вал, оказалось то русских войск за ним нет.
Победа — если это можно считать победой — далась Наполеону не легко. Десять тысяч убитых, столько же раненных, повисших на ногах завоевателей подобно пудовой гире, но главное — погиб маршал Мюрат, как всегда лично водивший своих кавалеристов в бой и доселе умудрявшийся всегда оставаться целым и невредимым. Вообще потери среди офицеров, в армии превышали все мыслимые и немыслимые пределы, что наводило корсиканца на нехорошие мысли. Собственно, о новых ружьях русских, позволявших стрелять чуть быстрее и с меньшим количеством осечек и новых же патронах, позволявших стрелять чуть дальше, императору доложили буквально после первого же боестолкновения, когда в руки французам попали единичные образцы. Сначала Бонапарт, как истинный артиллерист, считающий именно пушки главным козырем в любой битве, особого значения новинкам не придал, однако уже после Минска вынужден был изменить свое к этому делу отношение.