Огромная стройка, развернувшаяся от Риги до Пинска и от Белостока до Можайска кнутом, подстегнула деловую активность империи. Мгновенно возросла потребность в строительных материалах, в древесине в металле, в рабочих руках, буквально вынудив привыкших к теплому болоту российских купцов и дворян соответствовать историческому моменту. Впрочем, все это коммерческое цунами в конце тринадцатого, начале четырнадцатого года пока только зарождалось, и последствия от него, стали очевидны гораздо позже.
Кроме того, захватив огромные трофеи по итогам прошедшей войны, Россия смогла весьма выгодно распродаться, поставляя вооружение обеим воюющим сторонам. Учитывая, что у нас в это время была принята обширная программа перевооружения на шестилинейные штуцера — под это дело я даже начал строить отдельный оружейный завод в Сестрорецке, — коими в обозримом будущем планировалось вооружить всю армию, невостребованными оставались чуть ли не полмиллиона гладкоствольных ружей, российского, французского и британского производства.
Часть этого зоопарка была продана Пруссии, которая вследствие резкого увеличения армии просто не могла обеспечить ее вооружением собственными силами. Деньги, что особенно приятно, были английские. Получалось, что мы вновь получаем островное золото за войну с Францией, только при этом в ней непосредственно не участвуем. Шикарно!
Кроме Пруссии, своими же ружьями был вооружен ушедший в Турцию французский корпус под командованием оставшегося с войсками Сен-Сира. Не слишком стесняясь, мы вернули французам — за отдельную плату естественно — все их оружие и снаряжение, отправив его подводами вслед уходящим на юг невооруженным колоннам бывших военнопленных.
Одновременно с войной на франко-испанской границе, воспользовавшись зимним перемирием Наполеон принялся активно реформировать структуру Рейнского союза. Возможно, тут свою роль сыграло общение со мной, и идея «треугольника Германий», как самой устойчивой фигуры. А может, дело было в том, что в сложный исторический момент лета-осени тринадцатого года малые герцогства и княжества, практически устранились от своей обязанности выставлять на поле боя союзные контингенты, и в отличии от той же Саксонии, оперативно сформировавшей десятитысячный корпус, войск Бонапарту не дали. В любом случае количество малых немецких государств, продолжавших до сей поры сохранять некоторую относительную самостоятельность, начало резко сокращаться.
В первую очередь увеличена была территория той же Саксонии, которая показала себя чуть ли не самым верным союзником французского императора. Возможно, дело тут было в том, что на земли этого королевства совершенно отчетливо облизывались и Пруссия, и Австрия, и без сильного покровителя даже те крохи независимости, которые имел в руках Фридрих Август, могли бы очень быстро закончиться.
Кроме этого, часть герцогств было присоединено к Вестфалии, где номинально королем числился беспутный младший брат Наполеона — Жером. Небольшая подачка была брошена Баварии, для стимулирования их верности, кое-какие земли отошли Вюртембергу, в все земли севернее Эльбы собраны в одно образование — королевство Мекленбург. В него же Бонапарт формально включил и не входящую до этого в Рейнский союз но оккупированную французскими войсками Шведскую — вернее уже несколько лет как не шведскую — Померанию.
Пока было не понятно, на скольких королевствах Бонапарт решил остановиться, но очевидно, что вся эта мелкопоместная вольница, от которой толку, как показал поход на восток — чуть, его изрядно достала. Плюс у укрупненных немецких королевств появлялся совершенно понятный и очевидный мотив воевать за Наполеона, поскольку в случае его проигрыша, большую часть новоприсоединённых земель у них очевидно бы отобрали в пользу победителей.
В итоге такие действия позволили буквально из нечего создать новое немецкое союзное войско общей численностью в шестьдесят тысяч человек. Не так много, как в двенадцатом году, да и качеством эта армия не блистала, однако французский император был совершенно не в том положении, чтобы перебирать.
Глобально стратегическое положение Франции было очень тяжелым. Не смотря на победу в битве под Байоной в конце декабря, уничтожить англо-испанское войско у Наполеона не получилось, — Веллингтон в относительном порядке отступил за Пиренеи и вскоре уже был готов совершить вторую попытку — поэтому южные рубежи государства были под постоянной угрозой вторжения. Была потеряна вся Италия и Далмация, а общее австро-прусско-шведское войско насчитывало больше двухсот пятидесяти тысяч штыков. При том, что выставить против них, Бонапарт мог только двести.