Все действо заняло добрых три часа, обратно в Вильну мы возвращались уже почти в полдень под вертикальными лучами уже почти летнего — а если помнить, что юлианский календарь отстает от привычного в будущем григорианского на две недели, то совсем летнего — солнца. Насчет перехода на новый стиль я уже потихоньку задумывался, однако пока находил эту идею преждевременной. Для таких реформ власть нужно держать в своих руках очень крепко, что у Александра делать пока получается откровенно не очень.
По короткому знаку рукой я подъехал к брату, оставив прочих свитских в нескольких метрах позади.
— Так что вот так, — с середины мысли, как будто продолжая прерванный ранее разговор, начал Александр, — будем надеяться, что этого воодушевления нам хватит на долго. Кампания предстоит не простая.
— До первого выстрела, — я не разделял оптимизма императора. — Я тебе умную вещь скажу, ты только не обижайся.
Александр подозрительно приподнял бровь, бросил быстрый взгляд на меня и кивнул.
— Попробуй.
— Ты же понимаешь, что твое присутствие тут в Вильне при главной квартире не только не полезно, но скорее вредно, — озвучил я общую мысль, которую уже не раз за последние три недели слышал от отирающихся в округе военных. Нет, вот так прямо никто не говорил, все же чинопочитание тут впитывают с молоком матери, но общий смысл уловить было не сложно. — Ты либо должен взять управление в свои руки, либо уехать в столицу, чтобы не смущать Барклая своим авторитетом.
Ну хоть с планом кампании в этот раз не было никаких разночтений. Дрисский лагерь тут не случился, и запирать всю армию в одном месте, отдавая противнику инициативу, в этот раз никто не собирался. Достаточно было один раз спросить, как господин Фуль собирается отбиваться двумястами тысячами бойцов от полумиллионной армии Наполеона опираясь на наспех построенные укрепления. Ну и так и прищурившись подозрительно переспросить, сам ли он это придумал аль подсказал может кто-то. Кто-то по-французски разговаривающий.
Вместо постройки Дрисского лагеря, по моей настоятельной просьбе высвободившиеся силы и средства бросили на укрепление Смоленска, обустроив вокруг города пару линий окопов и несколько редутов. Естественно, я не знал, как будет протекать кампания в этом варианте истории, однако, учитывая то, что во главе армии стоит тот же осторожный Барклай, вряд ли обойдется без сражения под Смоленском. Ну и почему бы в таком случае не подстелить себе заранее соломки там, где собираешься упасть?
— Ники, ты так ничего не и понял, — Александр покачал головой. — Император — это не только человек, который управляет, это еще и символ, знамя, если хочешь. Может такая аналогия будет тебе ближе. Знамя — бесполезный вроде бы кусок ткани, но, однако ж, и подвиги совершали ради него и живота своего не щадили…
— Ну да, ну да, ты читал ми комментарии и «записке» Карамзина? — Раз уж император сам поднял тему управления и соответственно власти, грех было не воспользоваться ситуацией.
— Читал, толково. Ты прав Николай Михайлович порой перебарщивает с пафосом, да и мельница, на которую он льет воду видна невооружённым взглядом.
— Но Сперанского от должности ты все равно отстранил…
— К сожалению, — невесело усмехнулся брат, — не смотря на все высокие слова о самодержавии и божественности императорской власти я тоже ограничен в принятии решений. Порой приходится жертвовать малым, чтобы спасти большее.
— Есть у меня по этому поводу пара идей, — загадочно усмехнулся я, — напомни поговорить об этом, когда закончим с Наполеоном.
— Ты так уверен в нашей победе? — Александр погладил рукой в черной кожаной перчатке по шее всхрапнувшую было под ним лошадь и повернулся ко мне. — Ты уверен?
— Да, я уверен, — я выдержал длинный взгляд брата и кивнул, — Нужно будет подготовить места, где содержать пленных, их будет много… И еще одно…
— Да?
— Позволь мне, когда я поймаю Наполеона провести с ним переговоры самостоятельно.
— Поймаешь Наполеона? — Император не сразу понял, о чем я говорю, а когда до него дошел смысл сказанного, он весело рассмеялся, — ну ладно! Дозволяю! Хорошая шутка, поднял ты мне, Ники, настроение!
Император продолжая посмеиваться дал шенкелей коню и перевел его на рысь, отрываясь от свитских — впереди показалась окраина Вильны. До начала войны оставалось меньше месяца.