Не сказать, что это возымело мгновенное и тотальное действие, однако услышать нынче в коридорах министерств французскую речь было уже гораздо сложнее, чем двадцать лет назад.
— Чем же вы можете нам помочь? — Нахмурившись уточнил прусский наследник.
— Например поставками оружия, — я пожал плечами.
— О! Это может быть интересным, — вновь оживился поникший было монарх.
Переход на новые виды ручного огнестрельного оружия проходил в Европе достаточно сложно. За прошедшие годы полностью перевооружить армию на капсюльные штуцера успела только Англия. У островитян и промышленные возможности были более чем серьезными, и сама сухопутная армия оставалось небольшой. Остальные же страны на этом пути изрядно буксовали по причине, в первую очередь, сложной экономической ситуации.
За прошедшие шесть с копейками лет после окончания последней европейской войны, страны континента только-только начали восстанавливаться. Подросло новое поколение мальчиков, способных встать как к сохе или к станку, так и под ружье. Накопился кое-какой жирок. Однако денег на полноценное перевооружение все равно не хватало.
Французы за эти годы сумели перевооружить на штуцеры гвардию, благо ее размеры давно перевалили за сто тысяч, и большую часть полков первой линии. Австрияки — в том числе, закупив сорок тысяч стволов в России и около ста тысяч им отдали в кредит британцы — обеспечили новым оружием всю армию мирного времени. Пруссия и вовсе наладить своего производства пока не сумела, покупая понемногу, по мере появления денег штуцеры, выделанные у нас.
Тут нужно понимать, что Пруссия в этом варианте истории не получила огромный кусок западногерманских территорий, да еще и кусок Герцогства Варшавского тоже пролетел мимо берлинского рта. Собственные же земли пруссаков за время боевых действий с 1806 по 1815 годы были несколько раз сильно разорены.
Поэтому ни о какой немецкой экономической мощи тут говорить нельзя было и близко. Не смотря на все реформы, проводимые Вильгельмом последние пятнадцать лет, Пруссия оставалась весьма небольшим и относительно бедным государством, возможно больше всех пострадавшим за время Наполеоновских войн. Сколько раз только Берлин брали за это время? Три? Четыре? В общем экономическое благополучие пруссакам пока только снилось.
Россия в этом плане была в гораздо более приятной ситуации. Во-первых, мы начали работу над вооружением значительно раньше, поэтому имели солидную фору по времени, во-вторых, пока остальные страны воевали до середины пятнадцатого года, мы уже могли спокойно осваивать полученные от французов деньги.
Это вылилось в то, что суммарно все русские оружейные заводы — включая мой Сестрорецкий — производили около шестидесяти тысяч нарезных капсюльных штуцеров в год. Такой объем производства позволил обеспечить новейшим оружием всю русскую полевую армию, насчитывающую чуть меньше четырехсот тысяч штыков. Всякие там инвалидные команды, гарнизонные части дальних крепостей, казаки и прочие иррегуляры вполне обходились старыми гладкоствольными ружьями переделанными — а порой и не переделанными — под капсюль.
Ну и на внешнем рынке наше оружие пользовалось немалым спросом. Да что там немалым — отрывали с руками все, что Россия могла предложить. Плюс барабанники, которые, не смотря на свою дороговизну по сравнению с обычными дульнозарядными пистолями, имели на европейском рынке стабильный спрос. Понятное дело, рядовым их никто не давал, а вот многие офицеры из тех, кто побогаче, с удовольствием заказывали себе. Как не крути, а в современной войне, где часто доходит до рукопашной, наличие пяти гарантированных выстрелов нередко, в прямом смысле, спасало жизнь.
— У нас есть небольшой запас штуцеров, — я загадочно улыбнулся, — тысяч эдак восемьдесят штук. Плюс барабанники. Плюс ракеты.
— О! Ракеты! — Русские ракеты после изничтожения на бородинском поле молодой гвардии стали именем нарицательным. В Европе много кто сейчас пробовал их повторить, но сделать это было не так-то и просто. Если нам, с учетом моего послезнания потребовалось больше десяти лет, то и другие вряд ли потратят меньше. Оба Вильгельма переглянулись. — Вот только у нас сейчас нет свободных денег.
— Россия готова часть вооружений продать с рассрочкой, — этот аспект был самым скользким и обсуждался перед переговорами больше всего.
С одной стороны России не выгодна сильная Пруссия. И вообще объединенная Германия — страшный сон Европы, о котором она пока еще даже не догадывается. С другой — и Францию неплохо было бы немного пощипать. Ну а идеальным развитием событий была бы долгая затяжная война без выраженного победителя. И поэтому французам мы тоже тихонько предложили купить нашего оружия — лягушатники, что характерно, не отказались.
— Слишком хорошо, чтобы быть правдой, — с сомнением протянул король Пруссии. — Что вы потребуете взамен? Душу?
— Нет, ну зачем так радикально, — усмехнулся я, действительно чувствуя себя в некотором смысле Мефистофелем. Взял стопку заранее подготовленных документов и принялся перечислять наши «хотелки». — Вот наши предложения. Открытый договор о стандартизации в деле железнодорожного строительства.
— Открытый?
— Да, с возможностью присоединения других стран, — кивнул я и пояснил более подробно. — Мы прогнозируем активное строительство железных дорог в ближайшие десятилетия и логично было бы унифицировать как минимум стандарт железнодорожной колеи, чтобы могло полноценно существовать сквозное движение. Это будет существенно способствовать развитию торговли.
— Логично, — согласился Вильгельм, не догадываясь, что таким образом я привязываю Пруссию к России на следующие двести лет. — Что еще?
— Договор о взаимном признании патентов и прав на интеллектуальную собственность.
— Интеллектуальную собственность? — Не понял наследник прусского престола.
В первой половине девятнадцатого века как такового патентного права еще попросту не существовало. В каждой стране имелась своя система патентов, привилегий и прочих способов закрепить свое право на изобретение. При этом работало оно достаточно специфическим образом: если патент в той же Пруссии или Франции на свечки получить было относительно легко, то, например, на изобретения хоть как-то связанные с военной сферой — практически невозможно. Да и вообще, учитывая складывающуюся достаточно сложную политическую обстановку на континенте, даже запатентованное изобретение легко могли начать копировать явочным порядком. Исключительно по причине политической целесообразности. Так, например, было с теми же свечами: патент вроде и есть, но постепенно делать их начали буквально все. Понятно, в России я свои изобретения защитить мог, в вот на Британских островах — никак.
Права же на книги, статьи, музыкальные произведения — все то, что в будущем будут называть авторскими и смежными правами — и вовсе практически никак не регулировались. Разбогатеть тут перепевая песни Высоцкого не представлялось возможным даже теоретически. Под это просто не было юридической базы.
— Не вижу особых препятствий, — согласился и с этим документом после боле-менее детальных объяснений Фридрих Вильгельм. Тот который король.
— Ну и последнее мы готовы выделить Пруссии торговый кредит в десять миллионов рублей при условии подписания равнозначного торгового соглашения о режиме наибольшего благоприятствования. Скажем под один процент в год. С льготным периодом в два года.
Это было предложение от которого было крайне трудно отказаться. Пруссия никогда не была богатой страной. Все вот эта знаменитая немецкая аккуратность и бережливость она не от хорошей жизни. Эпоха Наполеоновских войн с потерей половины площади страны, громадные человеческие потери, разруха, непомерные военные расходы — все это влияло на небольшое в общем-то королевство отнюдь не положительно.