Такой железнодорожно-пароходный путь хоть и проигрывал во всем сквозной железной дороге, но виделся вполне реальным к постройке не к 1915 году, как было в нашей реальности, а лет на шестьдесят раньше. Вместо путешествия длинною в год — а именно столько в начале 19 века занимал путь от Питера до Охотска — подобный маршрут позволил бы добираться до края земли месяца за два. Пусть даже только летом по высокой воде однако разница, нельзя не согласиться, огромная.
Получалось что путь от Питера до Охотска по большей части приходился бы на речной транспорт и только 1,5–2 тысячи километров приходилось на железную дорогу. Вместо восьми тысяч оригинального Транссиба. Неслабая такая экономия.
Впрочем, это пока был даже не уровне плана, а на уровне мечтаний, когда я стоял у карты и водил по предполагаемым местам прокладки дорог пальчиком. Еще не проводилось никаких исследований в этом направлении, и даже имеющиеся карты тех мест были зачастую неполные и отрывочные. Север же Сибири вплоть до Ледовитого океана и вовсе зачастую представлял собой одно большое белое пятно, так что до реализации сего плана нужно было проделать еще столь титанический вал работ, что я поневоле робел, воображение просто пасовало перед бескрайними просторами востока нашей страны.
Активно строилась дорога Москва-Санкт Петербург, даже немного опережая план, что для местных было настоящим чудом. Впрочем, никакого чуда не было: мы заранее закладывали сроки с запасом, плюс железнодорожные бригады уже частично были опытные, что на скорость строительства влияло сугубо положительно. Ну и пригляд от СИБ. За два года безопасники отправили на каторгу шестерых нечистых на руку поставщиков, пытавшихся впарить некондицию, девятерых подрядчиков, пытающихся махинировать с качеством и сроками выполнения работ, а также любящих штрафовать работников на право и на лево, экономя, таким образом, на зарплате. Все причастные достаточно быстро поняли, что воровать тут нельзя — вернее, если говорить совсем честно, что нельзя воровать совсем нагло и в открытую, полностью этот недуг вылечить естественно невозможно даже массовыми расстрелами — и дело пошло веселее.
Единственным узким местом, которое не удалось одолеть с наскока стали железнодорожные мосты. Ну не было у нас еще опыта — ни у кого на самом деле не было — строительства конструкций, предназначенных для прохода по ним полностью загруженного грузового состава в 200–300 тонн. Но эту проблему мне тоже обещали вскоре решить. Сначала инженеры собирались возвести деревянные времянки, а потом уже со временем заменить их на полноценные каменные и стальные сооружения.
Видя успехи на межстоличной — Александровской, как она официально величалась в газетах — дороге, я отдал распоряжение начать трассировку дороги Великий Новгород — Варшава, которая больше должна была сразу пойти на Позен и Берлин. На эту трассу предполагалось нанизать Псков, Динабург, Вильну, Гродно и Белосток «включив» таким образом в железнодорожный оборот весь запад империи. Впрочем, до этого было еще много лет, сначала нужно было текущую большую стройку закончить.
В Саратове открыли завод по производству конных сельхоз машин. Пока делали только сеялки, способные за один проход поддевать пласт земли, укладывать семечко и закапывать его обратно. Конструкция надо признать была целиком и полностью до последнего винтика слизана с английских сеялок, которые я до этого завозил с британских островов. В этом компоненте, к сожалению, островитяне нас изрядно опережали.
Впрочем, взяв за основу чужую конструкцию мои механики тут же принялись ее улучшать и обещали вскоре представить на испытания модель уже собственной разработки. За ней должны были последовать аналогичные конные жатки, веялки и прочие средства малой механизации.
Смешны и местами ироничны причины размещения завода в Саратове. Я продолжал ратовать за перенесение основного фокуса развития империи на юг и изначально хотел расположить завод в Царицыне. Поближе к осваиваемым переселенцами территориям. Вот только город этот насчитывал в начале 19 века всего 4 тысячи жителей и больше напоминал какую-нибудь деревню переросток, чем будущий главный промышленный центр нижнего течения Волги. Естественно, что подходящего количества работников в городе просто не нашлось, поэтому пришлось остановиться на Саратове, в котором проживало около 30 тысяч человек.
А еще в Санкт-Петербурге на базе экспериментального комплекса Электротехнического института началась постройка опытной металлургической дуговой печи. Петров еще в 1803 году теоретически обосновал возможность такого агрегата — тут мое послезнание пасовало, утверждая лишь что плавить металл электричеством возможно, без каких-либо подробностей — и вот теперь спустя двадцать с лишним лет, теория начала переходить в практику. С другой стороны, до реального результата было еще очевидно очень далеко, пока студенты и преподаватели лишь занимались проверкой своих предположений и расчётов на реальном образце и до промышленного внедрения технологии были еще годы.
— Господа! — Взял бокал вина и окликнул собравшихся, кавалергарды и их гости, включая дам, примолкли и обернулись на голос наследника-регента. — Кавалергардам России уже сто лет. За это время вы успели прославиться как на поле боя, так и за его пределами, всегда оставаясь верной опорой трону и прекрасным примером для подражания. Кавалергарда век не долог, но оттого так сладок он! Виват!
Собравшиеся поддержали меня одобрительными возгласами и дружно опустошили бокалы. К сожалению, из всей песни про кавалергардов я смог вспомнить только две строчки — четыре если считать еще те две, где говорится, что не нужно обещать деве юной вечной любви, но они сами по себе с первыми двумя никак не сочетались — поэтому продекламировал только их. Впрочем, гвардейцы восприняли это как мимолётный экспромт и приняли его сугубо положительно.
Кавалергарды были, наверное, самым аристократичным полком русской гвардии, изначально здесь даже нижними чинами были дворяне. До 1805 года кавалергарды ни разу в сражениях не участвовали, а во время Аустерлица эти собранные в одном месте восторженные юноши толпой ринулись в самоубийственную атаку спасая попавших в окружение Семеновцев. Пехоту они спасли, но сами потеряли треть от списочного состава полка. Говорят — я тогда был маленький и в свете не вращался, — что потери кавалергардов впечатлили столицу чуть ли не больше чем само поражение под Аустерлицем. Очень многие женщины высшего света тогда облачились в черное…
Прием у кавалергардов затянулся далеко за полночь. Сашу естественно отправили спать раньше, а сами с женой решили остаться «до победного». Мы в очередной раз отбыли череду обязательных рождественских мероприятий и хотелось просто чуть-чуть отдохнуть душой и телом.
В этом плане начало девятнадцатого века было крайне интересным временем, когда император — а тем более великий князь — после тяжелого рабочего дня мог прыгнуть в карету и заехать в дом какого-нибудь своего подданного, дающего в тот вечер прием. И это даже не считалось каким-то экстраординарным случаем.
Я старался подобным не злоупотреблять по причине желания дожить до старости, но порой позволял себе расслабиться. Как показало дальнейшее развитие событий, 1824 год оказался достаточно сложным и не очень богатым на хорошие события. Впрочем, это совсем не мешало нам именно в тот вечер развлечься на полную.
Глава 9
В Марте 1824 году в Петербург прибыл полномочный посол Мексиканской республики, и, таким образом, Российская империя стала первым европейским государством установившим с бывшей Испанской колонией дипломатические отношения.
Казус заключался в том, что в середине прошлого года посла мы отправляли в Мексиканскую империю, но за прошедшие несколько месяцев императора горячие южные парни успели попятить, и теперь приходилось работать с тем, что есть. Как по мне, разница была не велика — республика, монархия, нам-то какое дело до их политического строя — однако спешно созванный по такому поводу Госсовет неожиданно постановил мексиканскую республику не признавать. Против высказались даже «мои», что меня изрядно удивило. Вот уж не ожидал от либерала в девичестве Сперанского такой искренней приверженности монархическим идеям.