— Ну я не предлагаю тебе отказаться от наших забав, — криво усмехнулась жена, было видно, что данный разговор дается ей не легко. — Более того я настаиваю на том, чтобы мы проводили время как можно чаще, иначе у меня совсем испортится характер, и ты об этом пожалеешь первым. Пусть это будет приятым дополнением.
Тем же вечером ко мне в кабинет зашел уже совсем не маленький Саша.
— Вы поссорились с мамой? — Наследник, почти уже догнавший меня статями, плюхнулся на стул и утянул со стола лежавший на тарелке последний кусок пряника. В свои шестнадцать сын переживал период бурного роста и казалось, был голоден постоянно.
— С чего ты взял? — Оторвавшись от альбома с эскизами, я поднял взгляд на сына.
— Очень уж она задумчивая сегодня, — прожевав кусок сладости ответил Саша. Проинспектировав заварничек, стоящий чуть в стороне и обнаружив, что тот пустой, он поморщился, встал, подошел к маленькому кабинетному бару и налил себе воды. — Обычно это бывает, когда вы ссоритесь.
— Нет, ты знаешь, — я задумчиво откинулся на спинку кресла. — Скорее наоборот.
— Помирились?
— Можно и так сказать, — обтекаемо ответил я, не желая вдаваться в подробности наших с Александрой взаимоотношений.
— Что это у тебя такое интересное? — Удовлетворившись моим ответом насчет императрицы, сын тут же переключился на другую тему. Он обошел массивный рабочий стол по кругу и встал рядом. — Эскизы банкнот?
— Да, — я кивнул, — в данном случае — юбилейные коллекционные десятки.
Форма, размер и вид ассигнаций в империи менялась не один раз. Сами бумажки постепенно уменьшались в размерах, на них появлялись всякие защитные знаки, изменялась сама стилистика, но цвет банкнот был традиционно неизменен. Десятку в конце концов не просто так называли «червонцем», она традиционно печаталась красного цвета, отсюда и прозвище.
— И зачем это? — Саша с интересом принялся рассматривать эскизы.
Еще во время финансовой реформы 1828 года вид ассигнационных билетов претерпел значительные изменения. До этого банкнота имела только одну сторону — аверс — на которой был помещен герб, номер, номинал прописью и подпись выдавшего ассигнацию кассира. Обратная сторона оставалась пустой, там указывался лишь номинал прописью в центре ассигнации.
После реформы вид бумажных денег разительно поменялся. На аверс мы поместили портрет императора, добавили различных декоративных элементов и вообще резко улучшили качество полиграфии, что должно было послужить дополнительной защитой от подделки. По углам добавился прописанный цифрами номинал банкноты, плюс уже по моему предложению — выпуклые фигуры для слабовидящих.
Герб переехал на реверс и в дополнение к нему на обратной стороне появились декоративные элементы в виде портретов бывших князей и императоров. Например, на пятерке был Дмитрий Донской, а на сотне — Екатерина Великая. Сотню в народе кстати так «Катенькой» и величали.
Так вот в последствии при сохранении одинакового дизайна аверса, монетные дворы стали по моему предложению печатать ограниченные тиражи юбилейных и коллекционных банкнот. В данном случае я рассматривал варианты эскизов серии о городах империи. Перед глазами у меня купюры с Великим Новгородом на реверсе.
— Это выгодно, — я пожал плечами и улыбнулся. Канкрин тоже был удивлен, когда я первый раз предложил ему такой нехитрый способ наполнения казны.
— Каким образом? — Сын перелистнул страницу, здесь был Ярославль.
— Смотри, — принялся я объяснять нехитрую в общем-то схему. — коллекционная банкнота почти никогда не участвует в обращении. Чаще всего их выкупают буквально «у станка» и сразу отправляют в коллекционную папку без обмена на товар. Мы выпускаем тысячу десятирублевых ассигнаций в месяц, по очереди перебирая города империи. Начали с Санкт-Петербурга, потом Москва, Киев, Тула… Сто двадцать тысяч рублей прибыли за вычетом накладных издержек. Получается эмиссия без увеличения денежной массы — прямая прибыль государству. Ну кроме того часть тиража мы все же придерживаем и потом будем продавать подарочные альбомы с уже полностью собранной серией, причем гораздо дороже номинала.
— Чудно́, — хмыкнул наследник, ему такие схемы наполнения бюджета даже в голову прийти не могли. Для этого нужно иметь немного другой взгляд на мир. — Не слишком ли много мороки ради лишней сотни тысяч целковых?
Бюджет империи на 1834 год составил без малого 400 миллионов рублей, и, конечно, сто тысяч на этом фоне не казались заоблачной суммой. С другой стороны, почему бы не заработать, если для этого не нужно слишком сильно напрягаться.
— Годовое содержание пехотной дивизии, — я быстро прикинул в уме цифры, — примерно. Второй линии. На первую, пожалуй, что не хватит.
— Тоже правда, — согласился сын. — Он взял у меня альбом и сел обратно на стул. — Вот эта с единорогом хорошо выглядит.
— Тула?
— Ага.
— Да, ее и отпечатали, — я напряг память. — Месяца три назад была.
Вообще я старался делать такие вещи как коллекционирование максимально популярным. Кроме того, что это было просто выгодно с точки зрения того, кто коллекционный продукт производит, так это еще и, как мне казалось, поднимает некий средний культурно-образовательный уровень населения. Глобально — любое хобби лучше его отсутствия и лучше банального алкоголизма.
Коллекционирование, как интересное и выгодное занятие, часто освещалось в моих газетах, причем тут речь даже не только и не столько про бонистику и филателию. Едва появились первые почтовые марки, появились и люди, которые стали их собирать. Или, например, обертки от спичечных коробков, казалось бы — кому они нужны? Ан нет, и на них нашлись любители.
Мне же самому нравилось собирать экспонаты для будущего технического музея. Ну как будущего, он уже формально существовал, хоть публичные экскурсии пока и не проводились. Просто потому что не было окончательно принято решение насчет его будущего местоположения. Будет это столица, Москва или какой-нибудь еще город, предстояло еще решить.
За прошедшие пятнадцать лет я выкупил и привез в Санкт-Петербург два десятка старых списанных английских, французских и американских паровозов, которые вместе с образцами русского производства должны были составить основу будущей коллекции.
В ту же копилку отправлялись необычные образцы паровых машин, различных станков и другого промышленного оборудования, совершенно скучного для местных, но будущем обещающих превратиться в уникальные экспонаты.
Или, например, «Генералиссимус Суворов», который уже несколько лет был переведен из боевых кораблей в учебные по причине износа машин и общей ветхости. В будущем первый в мире боевой пароход должен был занять место в специально сооруженном для него сухом доке и превратиться в корабль-музей. Привлекать одним своим видом мальчишек империи и зажигать в их сердцах любовь к флоту. А там глядишь подобные корабли-музей можно будет чуть ли не в каждом портовом городе страны учредить, благо размер флота позволяет.
— А монеты? — Быстро перелистав весь альбом, поинтересовался наследник. — Коллекционные монеты штампуем?
— А смысл? — Я пожал плечами, — там серебро точно так же тратится, поэтому дохода практически нет. И даже наоборот — происходит вымывание его из оборота. Никакой пользы.
— Ну да, логично.
Коллекционировать оригинальные технические находки оказалось проще, нежели, например, картины. Была у меня мысль начать скупать работы молодых и пока никому не нужных художников, которые в будущем превратятся во всемирно известных мастеров. Чем не способ заработать лишнюю копеечку?
Вот только оказалось, что все художники, имена которых остались у меня в голове относятся к существенно более позднему периоду истории, а из тех, кто творил в 20-е и 30-е годы 19 века я смог вспомнить только Карла Брюллова — совсем слаб я оказался в истории живописи — но тот уже был вполне состоявшимся творцом, которому помощь в продаже картин была совершенно не нужна.