Попович естественно собирался обращаться не к самому императору — правда об этом собеседникам он сообщать тоже не торопился — а к руководству товарищества «Динамит». В частности к своему бывшему начальнику еще по работе в Петербурге Юшкевичу Исидору Петровичу. Тот за прошедшее десятилетие тоже сделал карьерный шажок наверх и сначала возглавил после ухода на пенсию Севергина химическое направление деятельности Николая Павловича, а потом после разделения его по отдельным отраслям, стал директором товарищества «Динамит».
На этой ноте совещание в общем-то и закончилось, окончательно перейдя в состояние банальной пятничной пьянки. Впрочем, имелись у него и последствия. В течении 1835–1837 годов Самара пережила настоящий строительный бум, увеличив площадь городской застройки в полтора раза. Причем, выстроены новые кварталы были в единообразном стиле с обилием зеленых зон, широкими мощенными — ради справедливости полностью замостили улицы несколько позже, но ведь нельзя объять необъятное — улицами и запущенной сразу по нескольким улицам конкой. На секундочку второй в империи после самого столичного Санкт-Петербурга — не малое, как ни крути, достижение.
На карьере всех причастных эта история отразилась самым положительным образом. Синягин в итоге получил свое желаемое место губернатора — не сразу правда а только в 1838 году, — купечество прилично заработало, а химический завод получил возможность начать расширение производства, что, как показала история, тоже было крайне полезно.
Что касается самого Поповича, то его инициативы снизу — с некоторых пор весьма ценимые начальством — были замечены на самом верху, и в 1841 году он с семьей переехал в столицу, на должность начальника департамента химической промышленности в соответствующем министерстве.
Глава 5
Все лето 1834 года я провел в разъездах. Вильна, Варшава, Позен, Краков, Львов, Тарнополь, Кишенев, Одесса. Заехал на неделю в Берлин.
Причины такого обширного западного турне были понятны — в мире, как обычно, было неспокойно, а у нас потихоньку подошла к концу первая и самая главная фаза военной реформы. Войска первой линии были переведены на новые штаты, одеты в новую форму и вооружены новым оружием. Естественно мне хотелось взглянуть на это хозяйство своим «отческим» глазом, проехать по свежеотстроенным военным городкам, пообщаться лично в офицерами и генералами, пощупать, в конце концов, границу — и тот метафизический замок, на котором держат ее наши военные — собственными руками.
Надо сказать, что изначально в окружной военный госпиталь в Варшаве я заезжать не планировал — график и так был достаточно плотным, наполненным попеременно рабочими и протокольными встречами. Ничего удивительного, это для условной Москвы приезд императора — хоть и торжественное, но все же рядовое событие, а для условного Львова — настоящий повод для гордости на ближайшие несколько лет. Так просто отмахнуться от местного чиновничьего гостеприимства порой оказывалось совсем не просто.
Вот и в Варшавский госпиталь я попал исключительно по настоянию начальника штаба Западного военного округа генерала Хлопицкого. Вообще меня несколько смущало — особенно с учетом послезнания — обилие генералов с польской фамилией во главе столь важной военной единицы как Западный военный округ. Так помимо Хлопицкого — который, кстати, еще в русском походе Наполеона успел принять участие и перешел на русскую службу только после пленения корсиканца — в округе имелись генералы Радзивилл и Дверницкий, а первым заместителем Константина был генерал от инфантерии Шаховской. Впрочем, последний несмотря на созвучную с польскими фамилию был полностью русским человеком, так что за эту позицию можно было не сильно переживать. Да и вообще было бы странно, наверное, если бы тут на западе империи, в местах, где проживает преимущественно польское население, служило мало поляков. Никаких ущемлений им не чинилось — разве что жандармы приглядывали чуть более внимательно — поэтому я постарался задвинуть свои националистические порывы поглубже и оценивать генералов по справедливости. Сиречь — по их делам.
Что касается самого Хлопицкого, то он произвел на меня впечатление человека знающего, опытного, лишенного всяческих национальных предрассудков и в целом находящегося на своем месте. Предъявить ему оказалось решительно нечего, не считать же за серьезный недочет наличие акцента?
— Вот, ваше императорское величество, — на пороге госпиталя выстроился для встречи, кажется, весь персонал заведения. Даже страшно было немного за пациентов, а вдруг именно сейчас кому-то плохо станет. — Наша гордость. Лучшая больница в империи — не побоюсь соврать, целиком и полностью заслуга нашего дорогого Йозефа Ивановича Франка. Он лично руководил обустройством больницы и подбором врачей. От начала и до конца.
Я мысленно поморщился — и тут то ли немец, то ли поляк, ну что ты будешь делать? Но куда денешься, если обученных русских на всю империю не хватает, да и не дело это на национальность внимание обращать, сам же всегда говорил, что самое главное — это дела человека.
Проведя такую себе мимолетную самонакачку против бытового национализма, я постарался изобразить приветливую улыбку и протянул ладонь главврачу для рукопожатия. Свое личное отношение к полякам я могу засунуть себе же в задницу — как император огромной страны я обязан относиться ко всем подданным одинаково в независимости от происхождения. Опираться можно лишь на личные качества человека и ту пользу которую он приносит державе.
— Рад познакомиться, — главврач, выглядевший невысоким толстоватым лысеющим колобком, при этом очень живым и даже немного суетливым, что учитывая обстоятельства, впрочем, было более чем понятно, с видимым удовольствием пожал протянутую ему руку и тоже в ответ рассыпался в верноподданических заверениях. Я подождал положенные время и прервал этот фонтан красноречия, — показывайте ваше хозяйство Йозеф Иванович. Если все у вас действительно так прекрасно, как говорит генерал Хлопицкий, может вам сюда на стажировку врачей из других мест будем посылать. Поможете в обучении молодежи?
— С удовольствием примем всех, конечно, — Франк семенил на полшага сзади, как того требовала субординация, при этом продолжал активно размахивать руками, которые, казалось, совсем жили собственной жизнью. — Здесь у нас приемная, как видите весь персонал постоянно находится в марлевых повязках, дабы не заразиться от больных и самим никого на заразить.
С микробами тут забавная ситуация получилась. С одной стороны далеко не все врачи — несмотря на достаточно жёсткие меры по внедрению антисептических мер — относились к врачебной гигиене с полной серьезностью. Особенно это касалось «старой гвардии». Заставить человека, привыкшего двадцать лет оперировать грязными руками, эти самые руки помыть лишний раз, зачастую оказывалось сложнее, чем выучить нового врача.
На другой же чаше весов оказались врачи фанатично принявшие борьбу с микробами, как некий святой грааль, настоящую панацею, с помощью которой можно было победить вообще все болезни. Такие врачи все время носили маски, очки без диоптрий для защиты глаз — натурально последний писк моды в среде медиков, — мыли руки по сто раз в день, меняли халаты, вываривали инструменты и одежду чуть ли не после каждого пациента, вымывали все доступные поверхности с мылом и, кажется, будь такая возможность, дезинфицировали бы и самих больных. Причем как снаружи так и внутри — от последнего их останавливало только то, что вместе с микробами не переживет такой процедуры и сам пациент.
Так вот Франк явно был и вторых. Удивительно, как он нас с генералом и свитой не заставил маску на лицо надеть, я бы не удивился точно. Халаты, во всяком случае, нам вручили на входя мягко но безапелляционно.