— А планируется критическая ситуация? — Подал голос Михаил.
— Пока нет, — я покачал головой. — Но, вероятно, я никого из присутствующих не удивлю, если скажу, что международная обстановка продолжает накаляться.
Зимой 1835 года между Англией и Францией совершенно неожиданно для стороннего наблюдателя, — впрочем, о движениях в том направлении мне Бенкендорф докладывал еще за полгода до этого, так что для нас сюрпризом подобный поворот не стал — был заключен большой торговый договор. Не таможенный — и тем более не военный — союз, конечно, как между Россией и Пруссией, однако тенденции эти все равно были максимально тревожными.
Против кого могут дружить совместно Лондон и Париж догадаться было совсем не сложно.
— И что ты хочешь сделать с Константином? — Александр вопросительно изогнул бровь?
— Как минимум убрать его из Варшавы, — Михаил на это только хмыкнул и молча налил себе в бокал еще вина.
— И с нами ты хотел посоветоваться чтобы что?
— Думал вы подскажете, как это осуществить дабы не устраивать полноценный скандал, — я обвел взглядом троих мужчин столь разных и одновременно столь похожих друг на друга.
Сын сидел молча, глядя на меня, но не вмешиваясь в беседу. Видимо считал свой голос пока еще недостаточно весомым в такой компании. Михаил явно испытывал нескрываемое раздражение, и эмоции прорывались на лицо, несмотря на все самообладание великого князя. Александр же был наоборот спокоен и умиротворен как слон.
— Обычно, тебе наши советы не нужны, — младший брат нахмурился, встал, подхватил свой бокал, опрокинул его содержимое в рот и, поставив обратно на стол, добавил. — Уверен, что ты и сейчас с этой проблемой справишься без чужих подсказок.
После этого он попрощался и не дожидаясь ответных слов вышел из комнаты. Саша смотрел на все это широко раскрытыми глазами: его детство прошло в гораздо более спокойной семейной обстановке, чем мое или Александра. Смею надеяться, что родителями мы были куда лучшими чем Павел и мамА.
Александр же от всего происходящего только усмехнулся, не скрывая ехидного выражения на лице. Посидел несколько минут молча и тоже высказал свое мнение.
— Ты знаешь, Ники, тут я с Михаилом, пожалуй, соглашусь. Не по форме, а по содержанию, — брат тоже встал с кресла, подошел ко мне и на правах старшего и более опытного похлопал по плечу. — Ты у нас самодержец, тебе и решать.
Пока мы в Санкт-Петербурге проводили ревизию военных планов, а потом праздновали рождение первенца Михаила и Матильды, на другом конце света происходили, не побоюсь этого слова, исторические события. Из тех, что на долгие десятилетия вперед формируют облик человеческой цивилизации. Пусть даже только на отдельно взятом континенте.
В 1835 году закончилась наконец длившаяся, кажется, бесконечно война за независимость испанских колоний. Закончилась она совсем иначе нежели та, что имела место в моей истории. Испанцы с одной стороны признали появившиеся на карте Южной Америки государства, а с другой — сумели сохранить за собой два относительно приличных куска земли: Картахену с куском побережья вплоть до озера Маракайбо и провинцию Гуаякиль на Тихом океане. Не империя, над которой никогда не заходит солнце, конечно, но сильно лучше чем ничего.
Король Испании Карл V проявил несвойственное ему благоразумие — а скорее всего тут сыграло давление Лондона, которому Южная Америка была интересна в качестве торгового партнера, а бесконечные войны всех со всеми в этом разрезе изрядно мешали коммерции — и сделал то, что от него никто не ждал.
Признание отколовшихся колоний с одной стороны било по престижу королевства, как колониальной державы, а с другой стороны — а сколько того престижа-то осталось. А вот тайная субсидия выделенная дельцами из Сити — про которую мы все равно узнали, спасибо ребятам Бенкендорфа — в размере полутра миллионов фунтов, находящемуся в вечной конфронтации с кортесами королю была явно более интересна, чем не приносящие никакого дохода колонии. Мягко говоря не приносящие.
Сложно сказать, что именно повлияло на изменение истории. Учитывая тот бедлам, который творился в Латинской Америке последние 25 лет и мое плохое знание этих событий в моей истории, повлиять могло, наверное, вообще все что угодно.
Ну во-первых роялистов тайно поддерживала Россия. Мы снабжали — что особенно смешно учитывая полную заморозку дипломатических отношений между Санкт-Петербургом и Мадридом после занятия нами Фолклендов — воюющие на стороне метрополии силы деньгами и оружием. Опять же не потому что мы против независимых государств — с той же Мексикой вон нормально сработались — а чтобы островитянам и их англо-саксонским кузенам гадость сделать. Штаты-то и в этой реальности доктрину Монро объявили, правда, с учетом продвижения России в Северной Америке, выглядела эта декларация довольно жалко.
Во-вторых, Испания как не парадоксально, в этом варианте истории выглядела не совсем уж, разобранной на части страной. Итоговая победа Наполеона — «непоражение», назовем это так — немного успокоило европейские страны в плане революций и республиканских настроений в целом. Опять же июльского переворота во Франции тут не было, а австрияки свою попытку поменять власть успешно провалили. Все это отражалось и на настроениях в периферийных королевствах, одним из которых — вероятно сами испанцы с таким определением поспорили бы, но ладно, кому такие тонкости интересны — и была Пиренейская страна.
Ну и в-третьих, сыграл — опять же возможно это будет звучать контринтуитивно но тем не менее — радикально консервативный настрой самого Карлоса. Он был против любых либеральных реформ, за сильную власть и католическую веру, чем изрядно успокоил отдельные уставшие от постоянного бардака на континенте властные круги Южной Америки. Тем более что примеры Мексики, Бразилии и Аргентины, земли которых постоянно сотрясали всяческие восстания, и которые постоянно воевали между собой и с другими странами, показывал, что собственно независимость — вот сюрприз — далеко не всегда означает автоматическое наступления Царствия Небесного на Земле. Скорее наоборот.
Политическая же карта Южной Америки теперь выглядела несколько иначе, чем я ее помнил из своего 21 века. Вместо Колумбии была республика Новая Гранада в гораздо меньших по сравнению с моей историей границах. Венесуэла тоже лишилась своих западных владений, зато тут в ее состав входил кусок земли известный в будущем как Гайана. Эквадор потерял часть территории на побережье — ту самую провинцию Гуаякиль, оставшуюся под Мадридом — но, кажется, стал более «вытянутым» в глубь континента. Не уверен, но вроде этот аппендикс в будущем Бразилии принадлежал.
Ну и Перу с Боливией — которая как бы была раньше испанской провинцией «верхнее Перу» — остались с составе одной страны. Просто Перу. Не факт, что они продержатся вот так вместе очень долго, внутренних проблем как и во всех остальных странах имелось навалом, но на момент описываемых событий границы сложились именно так. Чили с Аргентиной вроде бы остались примерно в тех же пределах, что и в моей истории, а Парагвай был существенно больше. Но это как раз не удивительно, эта страна много потеряла по итогам знаменитой войны, до которой еще пару десятилетий.
Ах да, Панама отвалилась от Новой Гранады и объявила о независимости. Тут явно торчали уши одной островной империи, которая внимательно смотрела за строительством Никарагуанского канала и присматривала для себя альтернативные маршруты. На всякий случай. Учитывая, что этот самый Никарагуанский канал никто в реальности достраивать не собирался, англичанам можно было только пожелать попутного ветра в горбатую спину. Пускай начинают строительство в Панаме, посмотрим, на сколько их хватит. С местным-то климатом. Думаю, что не на долго.