«Беркут», несмотря на свою весьма кусачую цену стал крайне популярным не только среди армейцев, но и на гражданском рынке. За первый же год было выпущено чуть больше тысячи штук, и спрос на это оружие только рос. Конечно с «Бульдогом», который был принят на вооружение легких кавалерийских частей и производился по лицензии уже и в Туле, объемы его выпуска сравниться не могли, но по нынешним временам даже несколько тысяч штук считались вполне приличным результатом. Тем более, что уже пошли заявки из-за границы, так что насчет коммерческого успеха русского оружия я был в целом уверен.
Нельзя сказать, что Россия в эти времена была впереди планеты всей. Даже с учетом моего вмешательства. Но вот в плане оружия за последние тридцать лет мы превратились в признанного лидера и законодателя мод. То, что у нас каждые несколько лет появляются прорывные, меняющие все представление о современной войне новинки — капсюльные штуцера, ракеты, револьверы, стальные пушки — уже стало привычным как в Европе, так и за ее пределами. Это, надо сказать, неслабо помогало нам зарабатывать на продаже смертоносного железа за границу.
Причем тут речь идет не только об устаревших образцах, которые снимались в русской армии с вооружения и продавались всяким там мексиканцам, японцам и египтянам. За теми же предельными шестилинейными винтовками Маркова, которые потихоньку начали снимать с вооружения, уже разве что очередь не выстроилась, желающих их купить было как бы не больше чем самих винтовок. Впрочем, тут главным фактором все же была цена а не качество уже изрядно пострелявшего на своем век железа.
На экспорт отлично шли те же револьверы. Так, например, еще в 1822 году британский флот сначала закупил для своих офицеров пять тысяч «Бульдогов», а потом и вовсе выкупил лицензию на их производство и принялся клепать барабанники у себя в Манчестере. Мы же, сидя на диване и ничего не делая, получали с каждого выпущенного островитянами ствола роялти в пять рублей, зарабатывая деньги буквально из воздуха.
Несколько тысяч барабанников отправились через океан в США. Из всех знаменитых в будущем оружейных марок там пока появился только «Ремингтон», производство которого пока больше напоминало гаражную мастерскую и на промышленного гиганта совсем не тянуло.
Полковник Кольт — который и полковником-то, кстати, не был — приезжал к нам на Сестрорецкий завод с предложением наладить производство барабанников в Америке, однако мы с ним не сошлись по деньгам, и он отправился восвояси в надежде изобрести что-то свое. Учитывая, что мы активно патентовали свои изобретения во всех наиболее значимых странах, ему мало что светило на этом поприще.
В тех же США патент на изобретение давал право выпускать продукцию, не боясь конкуренции в течении двадцати лет. Учитывая, что мы последовательно запатентовали сначала сам барабанный принцип подачи патронов, потом прицел, состоящий из целика и мушки, рычаг-давилку для упрощения перезарядки и даже упор под выемку между ладонью и большим пальцем, который делал стрельбу куда более комфортной, конкурентам в ближайшие лет двадцать мало что светило. А на подходе были уже модели с самовзводом, а чуть дальше — использующие унитарный патрон. Историю о том, как Кольт запатентовал барабан со сквозными отверстиями, предназначенный для использования патронов с металлической гильзой и потом двадцать лет не имел вообще никаких конкурентов в США, я помнил еще из прошлой жизни и упускать возможность поживиться на внешних рынках не собирался.
В общем, любовь к оружию у янки уже была, а самого оружия пока особо не было, и мы с удовольствием этот пробел как могли исправляли. С выгодой для себя, естественно.
Тут можно возразить, что вооружать потенциальных противников — недальновидная политика, однако если говорить честно, то британцы все равно бы обеспечили бы себя оружием с нашей помощью или без. Только в первом случае мы с этого дела еще поимели долю малую.
Винтовка Маркова в 1833 году начала по лицензии производиться в Пруссии. Темпы немецкого производства были существенно ниже нежели те, что демонстрировали суммарно четыре главных российских оружейных завода, но и армия у пруссаков тоже была не так чтобы очень большая, так что пока они обеспечивали себя сами.
Вообще, пока переход на казнозарядные системы шел в Европе ни шатко ни валко, слишком уж много дульнозарядных винтовок было произведено за два десятилетия перед этим, чтобы так просто отправить сотни тысяч стволов в переплавку. А главное: преимущества казнозарядной системы — при куда более высокой стоимости как самого оружия, так и боеприпасов к нему — западным военным были банальным образом не столь очевидны. Генералы как обычно готовились к предыдущей войне и во многом продолжали мыслить категориями кампаний против Наполеона, где качества одного отдельного стрелка практически ничего не стоили по сравнению с обученностью и подготовкой частей в комплексе.
Ну и нужно понимать, что мы сами начав производство этих винтовок в конце 1820-х, показали иностранным аташе ее только тогда, когда приступили к массовому перевооружению линейных полков. То есть в 1831 с началом широкомасштабной военной реформы. Пока еще европейцы почешутся, обоснуют своим правительствам необходимость разработки подобных винтовок, проведут исследования и испытания, наладят производство… Думаю лет пять-семь в запасе у нас еще вполне было. А там глядишь, уже можно будет думать и о переходе на продольно-скользящий затвор и уменьшенный калибр, чтобы продолжать сохранять, отрыв от преследователей. Гильза опять же цельнометаллическая уже на подходе была…
— А Юрьевич говорит, что такая стойка не правильная, — посмотрев, как мы с Машей совместными усилиями выпустили все шесть пуль по мишени, прокомментировал происходящее наследник. — Генерал говорит, что из боковой стойки стрелять удобнее.
— Без сомнения, — сунув дочери в руки шомпол для удаления несгоревших частиц пороха из барабана перед перезарядкой, я повернулся в Саше. — Для зачетной стрельбы по неподвижной мишени — удобнее. Я даже спорить не буду.
— Но? — Уловил подтекст в моих словах сын.
— Но если тебе во время стрельбы нужно двигаться, прятаться за укрытиями, например, и если твой противник тоже не стоит на месте, а перемещается, то такая статичная стойка просто невозможна. Барабанник будет болтаться как хм… — Я бросил взгляд на Машу, которая прочистив щеткой барабан теперь, высунув от усердия язык, отмеряла из фляжки меры пороха, — как попало. И никуда ты не попадешь. Попробуй сам: выстрел, несколько шагов в сторону, выстрел по другой мишени, уход в укрытие. Ну и в случае перестрелки в помещении, поверь, выбить барабанник из вытянутой вперед руки противника — первейшее дело, а когда рукоять держишь двумя руками, сделать это гораздо сложнее.
— Хм… Интересно… — Сын, выслушав мой ответ как будто немного по-другому посмотрел сначала на револьвер, потом на меня, — откуда ты все это знаешь?
— На свете много, друг Горацио такого, что и не снилось нашим мудрецам, — многозначительно хмыкнул я и вновь повернулся к уже снарядившей барабан дочери. Не признаваться же наследнику, что вся моя стрелковая подготовка на 80% состоит из чисто теоретических знаний, подчерпнутых из приключенческой литературы и голливудских фильмов. В той жизни из короткоствольного оружия я стрелял на полигоне всего несколько раз и то исключительно для собственного удовольствия без глубокого погружения в тему. Кто ж мог подумать, что такие знания могут в итоге пригодиться на практике?
Кроме стрелкового оружия у нас в экспериментальное производство пошли ручные гранаты. Такие себе натуральные немецкие «колотушки» времен мировых войн на деревянной палке и с терочным запалом внутри. Наконец дошли руки реализовать идею, которая казалась привлекательной еще в 1812 году, но которую в итоге пришлось отложить тогда в долгий ящик.
Не мудрствуя лукаво я тупо скопировал всю начинку немецкой гранаты заменив правда отсутствующий пока тротил на обычный пироксилин. А так — терочный запал, шнур с грузиком, завинчивающаяся крышечка на конце остались примерно теми же. Примерно, потому что я все же устройство «колотушки» знал исключительно теоретически, впрочем, механизм там был простейший — в отличии от тех же «лимонок», где наличествовала более сложная механика, — что, собственно, и обусловило выбор конструкции.