- И что ты… Видишь?
- Я не вижу… Просто знаю… Иногда…
- Например?
- Например, мне навеяло что в морских водорослях может содержаться новый полезный элемент, - я на секунду замолчал, пытаясь понять, как мне соскочить с опасной темы, после чего сам пошел в словесное наступление. – Все что мне… Спускается свыше, я тут же тебе передаю, что ты еще от меня хочешь? Я не всеведущ, не господь Бог и даже не новый пророк! А то что я тебе реформу орфографии предложил, так для этого никакими высшими знаниями обладать не нужно!
Император, кажется, совсем прибитый к спинке кресла моим криком, растекся в нем и некоторое время сидел без движения тупо глядя в стену перед собой, после чего вдруг подобрался и уже осмысленно посмотрев мне в глаза произнес, — значит так, с сегодняшнего дня будем делать по-другому. Ни с кем, вообще ни с кем, о своих озарениях разговаривать не будешь. Рядом с тобой при любом выезде из Зимнего будет находится Воронцов и четверка гвардейцев. Все интересные мысли будешь излагать письменно и передавать мне курьером или лично. Понятно?
- Понятно, - я тяжело вздохнул, кажется моей свободе приходил конец. – Чего уж тут непонятного.
- Дальше, - Александр задумчиво постучал пальцами по столешнице, - первый этап твоей задумки с родильным госпиталем спустя почти год его существования можно признать успешным. Соответственно можно переходить ко второму – к обучению персонала для госпиталей других российских городов.
- Да, я как раз хотел… - начал было я.
- Вот письменно все свои предложения и изложишь.
- А как же мой егерский взвод?
- А что с ним? Играйся, я не против, до смерти только господ офицеров не загоняй. Посмотрим, что из твоей задумки получится.
В общем, следующие месяцы стали для меня крайне сложными в первую очередь в психологическом плане. Стенки прозрачной клетки вокруг меня буквально на глазах стали толще, выпускать из Зимнего меня начали – по личному распоряжению императора – только под натуральным конвоем из десятка бойцов. Сначала это были измайловцы, однако мои подшефные они все же являлись пехотным полком и в качестве конвоя не годились, потому вскоре были заменены на специально отобранных для этого дела солдат конного гвардейского полка. И это при том, что сам Александр личную охрану часто-густо вообще игнорировал – непростительная легкомысленность на мой взгляд, впрочем, я-то знал будущее - и порой выходил гулять в город совершенно без какой-либо охраны. Получается, что меня охраняли куда более строго чем императора, и естественно это изрядно давило мне на психику.
Во-вторых, у меня появился штатный секретарь и пара посыльных. И вообще меня, я так понял опять же по инициативе брата, очень аккуратно отрезали от всех практических действий, оставив только генерацию идей и дистанционный контроль. Единственное место, куда меня стали стабильно выпускать – это на службы в Петропавловский собор внутри одноименной крепости. Такой вот ироничный выверт от самой жизни – не веришь, будешь посещать церковь чаще.
На деле выглядело это так: придумал что-то напиши, передай кому надо, там сделают и отчитаются. Тоже в письменном виде. А сам ходить куда-то, кем-то руководить, что объяснять лично – ни-ни. Постепенно пришло понимание, что Александр боится не столько «за меня», сколько «меня», боится, чтобы я где-нибудь чего-то не ляпнул лишнего и не подставил таким образом весь императорский дом и лично императора. С одной стороны осуждать его за такую осторожность сложно, с другой – мне-то от этого было не легче.
Формирование опытного егерского взвода закончилось к новому году. Уже к середине ноября отсеялись все, кто посчитал это начинание слишком сложным или бесперспективным для себя, - «в деле» осталось семьдесят девять кандидатов из первоначальных трех сотен - и дальше пришлось заниматься выбраковкой уже самостоятельно. Так, например четырнадцать человек отсеяли по итогу трехсоткилометрового марша по маршруту Петербург – Великий Новгород – Петербург, с которым, чтобы получить зачет нужно было справиться за пять дней. Получилось это не у всех.
Дальше были тесты по общефизической подготовке, стрельбе и фехтованию. Постепенно количество претендентов уменьшалось, пока в двадцатых числах декабря – как раз перед Рождеством, что я счел добрым предзнаменованием - я не получил заветное число тридцать четыре. Три отделения по десять человек, с командирами отделений и командир взвода.
После новогодних праздников уже постоянному составу офицерской части выдали новую форму и принялись учить еще более активно. Я хотел в своих подопечных впихнуть как можно больше полезных в будущем знаний, поскольку общее их образование откровенно хромало на обе ноги.