- И конечно основой построения правовой системы, - с умным видом вещал мне Сперанский, когда первый раз приехал ко мне для чтения лекций по праву и начал с основ – теории государства и права. Видимо его обо мне не предупредили, иначе бы он подготовил «домашнее задание» получше. Всю эту теорию я мог и сам ему пересказать не хуже, однако в какой-то момент мне захотелось похулиганить, - является разделение власти на три ветки – законодательную, исполнительную и судебную.
Тезис, прям скажем и в двадцать первом веке не бесспорный, а уж в девятнадцатом – тем более.
- Прекрасно, Михаил Михайлович. У меня есть несколько вопросов. Где взять необходимое количество чиновников, чтобы обеспечить это разделение, и на какие деньги их содержать, если у нас на практике часто даже военная власть от гражданской не отделена. Ну а средств в казне на реформы нет. Потом – как вы собираетесь формировать законодательную ветвь? Выборы? Назначение императором? Если второе – то в чем смысл? Ну и конечно, что насчет местных органов власти, предполагает ли ваша структура их наличие?
- Ну проблемы, конечно, в этом направлении будут, - слегка растерявшись от такого «наезда», пробормотал Сперанский. Вопросы были, что называется, не в бровь, а в глаз, хотя ели говорить совсем честно, то законодательство империи представляло из себя в это время такое болото, что утонуть в нем бог любой даже самый массивней кит от правоведения. – Но ведь это не значит, что работать в указанном направлении не нужно!
- Так может быть стоит начать с другого? – Приподняв скептически бровь я посмотрел на лектора.
- И с чего бы вы начали, Николай Павлович? – Вернул мне скептический взгляд Сперанский. В нем читалась простая мысль о том, что критиковать-то всякий может, а вот чего дельного сказать – нет.
- Две вещи – подготовка нового поколения гражданских управленцев. Школа, лицей, гимназия, училище – назовите как хотите. Набрать мальчиков лет десяти-двенадцати имеющих уже какое-то начальное образование, чтобы после курса обучения – опять же лет шесть, может быть восемь – получить выпуск умных, подготовленных именно для занятия должностей гражданского характера, специалистов. А то у нас как? Выслужился офицер, достиг определенных высот – добро пожаловать на пост генерал-губернатора, а в голове у него может всего две извилины и те за строевую подготовку отвечающие. Много ли он наруководит?
- Здесь я вынужден с вами согласиться, - кивнул юрист, - не хватает нам качественного гражданского служащего. Я давно уже вынашиваю идею о создании подобного – даже удивительно насколько то, что вы тут расписали, коррелирует с моими внутренними устремлениями – учреждения.
- Так в чем проблема? – Удивился я. Вот эти местные вынашивания идей по десять лет мне были непонятны совершенно. Есть предложение? Выкладывай, обсудим, если подходит внедрим. – Излагайте на бумаге, я с удовольствием посмотрю и предложу брату. Зайдем, так сказать с двух сторон. Окружим, опять же, если военными терминам оперировать.
Шутка, прям скажем, получилась так себе, особенно в применении к императору чье военное поражение было еще на слуху, поэтому едва только ляпнув лишнего я постарался заговорить ее побыстрее другой мыслью.
- Ну а вторым делом, которым, как мне видится, больше никак нельзя пренебрегать – собственно этим стоило заняться еще лет сто назад – это приведение самого законодательства в некий удобоваримый вид.
- Что вы имеете ввиду, ваше высочество?
- Кодекс Наполеона, как вы к нему относитесь?
Вопрос был… Скользкий. Из-за войны с Францией – собственно войн, растянувшихся уже на добрый десяток лет – хвалить все связанное с этой страной было в Петербурге не принято. Дошло до того, что в эти годы высший свет империи повально в общении перешел на русский язык, что лично меня очень радовало. Впрочем, насколько я знал, эффект этот был сугубо временный, и декабристы в двадцать пятом уже опять разговаривали на языке собственной страны с заметным акцентом.
- Ну это, конечно, документ, в известной степени инновационный. Вызывает уважение сам подход и объем проделанной работы, - осторожно начал Сперанский. – однако далеко не со всеми положениями, которые содержаться в нем, настоящий верный сын империи может согласиться.
Понятное дело, опытный юрист, может о любом предмете разговора, вот так не переходя к сути размазывать сколь угодно долго, впрочем, и кое-какой смысл в этом словоблудии у меня вычленить хоть и с трудом, но получилось. Он заключался в том, что сама идея Сперанскому нравилась, но вот то, что кодекс Наполеона декларировал всеобщее равенство граждан перед законом, исключая их этого строя только императора и наследника, Михаилу Михайловичу казалась излишне волюнтаристским.