- Мелоун, созывай всех ко мне, - скомандовал лейтенант. Сержант, мундир которого был весь изорван, побежал исполнять приказание. Через минуту из полуразрушенных домов вышли семнадцать человек и построились в шеренгу. Половина из них была изранена. Некоторых успели перебинтовать на скорую руку, другие стояли, покачиваясь и опираясь на свои ружья. Питерсон оглядел небольшой строй и сказал:
- Вот и все. Мы храбро повоевали, но неприятелей оказалось слишком много. Но мы не уроним чести солдат Ее Величества. Поэтому, господа, в атаку. Покажем этим туземцам чего мы стоим. С этими словами он покрепче взял свое ружье и проверил, как сидит штык. Солдаты построились в небольшую колонну среди разрушенных стен, ожидая приказа.
- За мной, - скомандовал лейтенант и 'красные мундиры' с яростью обреченных бросились по склону холма на врага. Пуштуны поначалу опешили от неожиданного натиска, но через несколько мгновений, придя в себя, набросились на горстку англичан, и те исчезли в разноцветно пыльной человеческой массе. Через минуту все было кончено, и лишь радостные выкрики повстанцев оглашали окрестности.
Из шестнадцати тысяч человек, выступивших из-под Кабула, уцелел единственный человек - доктор Брайден, который израненный и совершенно истомлённый голодом, добрался до Джелалабада. Так бесславно закончилась эта авантюра.
Ровно в пять утра раздался протяжный призыв муэдзина на молитву. Стамбул оживал. Несмотря на сумерки, на улице уже слышался топот ног и скрип повозок. Купцы, после короткой молитвы спешили завести товар со складов в лавки, а крестьяне спешили на рынок, чтобы поскорее продать свой урожай. Город вырос на торговле, и на его базарах и в харчевнях звучали десятки различных языков, в том числе и русская речь. После заключения Аккерманской конвенции Махмуд II дозволил русским купцам открыть подворье, которое за десятилетие превратилось в небольшой квартал с множеством складов, гостиниц, харчевен, где можно было отведать русских блинов и кваса. Подворье могло похвастаться даже небольшой, белокаменной церквушкой в честь святителя Николая.
К русским османы относились настороженно. Как-никак, а вековые враги. Но после того как император Николай помог отцу нынешнего султана Абдул-Меджида в его борьбе против Али-Мухамеда*, этот настрой немного изменился. В отличие от англичан и французов, русские не предпринимали враждебных действий против Турции и не пытались влиять на внутреннюю политику империи. Вдобавок цены на металлы, паровые котлы и пшеницу у северного соседа оказались ниже, чем у западноевропейских или американских конкурентов. Поэтому неудивительно, что первую железную дорогу и первый телеграф проложили именно русские. Впрочем, это не мешало нынешнему султану приютить у себя врагов Российской империи, которые бежали сюда после поражения в Кавказской войне. Самым знаменитым из них являлся Шамиль - личность легендарная и почитаемая в мусульманском мире.
После замирения Чечни и Дагестана, имаму с десятком приверженцев удалось ускользнуть в Турцию. На время он затих и даже совершил хадж в Мекку. Но он оставался символом в глазах непримиримых, тех, кто хотел положить свою жизнь в борьбе с неверными. Поэтому, неудивительно, что через два года вокруг Шамиля стали сплачиваться силы, состоящие из религиозных фанатиков и наемников, которые проникали на Кавказ для продолжения партизанской войны. Под это благое дело нашлись спонсоры, кошельки которых находились в Стамбуле и в Лондоне. В Москве же стало ясно, что повторное появление Шамиля на Кавказе, лишь дело времени, а допустить этого никак нельзя.
Когда в это, по обыкновению суетное раннее утро османской столицы, раздался стук в дверь, Василий Андреевич Готхард уже оделся и ждал посетителя, попивая утренний кофе. За неделю, проведенную в Стамбуле, капитан пристрастился к этому напитку и теперь с удовольствием смаковал его крепкий, горьковатый вкус.
- Доброе утро Василий Андреевич, - поздоровался вошедший господин, одетый как типичный приказчик богатого купца в недорогой, но хорошо сидевший костюм и картуз с лакированным козырьком.
- Входите, Дмитрий Федорович, - ответил Готхард, - Хотите кофе?
- Не откажусь, - ответил вошедший и, подвинув плетеный стул, уселся напротив капитана.
- Чем обрадуете? - спросил Василий Андреевич.
- Подопечный почти из дома не выходит. Только в пятницу покидает свой дом, идя на молитву в ближайшую мечеть. Зато к нему часто наведываются гости. Двое даже были европейской наружности. Предположительно британцы. Хотя они остановились в гостинице, а не в здании миссии. Что интересно, здесь они действуют не таясь. Впрочем, это облегчает задачу.
- А какая у дома охрана?
- Охрана немаленькая. Сам дом обнесем высокой стеной, метра в два. Самого имама охраняют человек пятнадцать. Большинство живут непосредственно в доме. Есть несколько слуг, которые сменяются. Они же закупают провизию на рынке и отвозят почту, ежели таковая имеется.
- Думаете, нашей группы здесь хватит для проведения операции, или стоит попросить подмогу?
- Должно хватить. Тут главное внезапность. В крайнем случае, если по-тихому не удастся, применим револьверы. Но это, конечно, чревато. Постараемся сработать чисто.
- Что ж, в таком случае собирай всех вечером на складе, дабы обсудить операцию, а завтра ночью выступаем. Оставьте наблюдение за домом, на случай неожиданностей. А я предупрежу капитана Земцова, чтобы держал пароход под парами.
- Будет сделано, капитан, - кивнул глава диверсионной группы.
- Ну, раз все ясно, давайте пока позавтракаем, - предложил хозяин, наливая еще по чашечке густого, крепкого кофе.
Ночью следующего дня, группа диверсантов, одетая в черную форму скрытно заняла позиции вокруг дома, где проживал Шамиль. Три месяца назад на этой и соседней улице были сняты два дома, где поселились армянские торговцы. За это время они уже примелькались соседям, и все к ним привыкли. Кого удивишь купцом в торговом городе? В последнюю неделю из них скрытно велось наблюдение за домом имама. Дом круглосуточно охранялся и в саду, за стеной, находились собаки. Поэтому проникнуть незаметно не имелось никакой возможности.
Штурм дома отрабатывали еще в подмосковной разведшколе, а посему каждый в группе знал свой маневр. Операция началась в три часа ночи. Диверсанты по спинам товарищей споро вскарабкались на стену и спрыгнули в темноту. Уже через несколько секунд раздался лай собак унюхавших чужаков. Но через несколько мгновений он стих. С собой солдаты несли остро заточенные саперные лопатки, которые в умелых руках становились страшным оружием. На лай собак прибежало три охранника, которых быстро утихомирили тем же способом. Не дав остальной охране, которая спала, опомнится, диверсанты разделились на две группы. Одна ворвалась в дом, в поисках имама, а вторая во флигель, где ночевала охрана.
Во флигеле все закончилось за две минуты. За годы спокойной жизни чувство опасности у солдат имама притупилось. К тому же они проснулись за секунду до этого. Поэтому, несмотря на смелость, серьезного сопротивления они не оказали. Сказался эффект внезапности. Но в доме ситуация вышла из-под контроля. У спальни Шамиля дежурил охранник, который успел выстрелить в нападавших, а из комнаты напротив выскочил слуга с кинжалом. Появились первые раненные. Пришлось применить револьверы. Скрываться далее не имело смысла. Сам имам встретил спецназовцев выстрелами, но через мгновение упал на ковер, сраженный пулей. Через десять минут после начала операции от дома отъехали две крытые повозки, которые грохоча колесами, двинулись к порту. Погони за ними не наблюдалось. Уж больно внезапным оказалось нападение. С собой спецназовцы увозили тело имама, завернутое в мешковину.
Когда через час в разворошенном доме появились солдаты столичного сераскира и заспанные чиновники, они оказались очень озадаченны, найдя на кровати Шамиля листок на котором арабской вязью было написано лишь одно слово: 'изменник'. Узнав об этом, султан приказал скрыть этот факт. Хотя все следы указывали на русских, но мало ли что. А имам, как ни как, являлся символом сопротивления гяурам.