Удостоверившись, что вражеского флота больше не существует, Корнилов приказал прекратить огонь. Больше достойных целей для его артиллерии не было. В бухте наступила тишина. Лишь крики раненных турецких матросов, державшихся за обломки, доносились от лазурной поверхности моря. Следуя сигналам с флагмана, шесть броненосцев, подняв якоря направились на юг, в Мраморное море. Им еще предстояло разгромить укрепления Дарданелл и дождаться транспортов с десантом, который закрепится на месте замиренных фортов. Через три часа после столь оглушительной премьеры у входа в бухту показалась цепочка транспортов и десантных судов. Под дулами русских орудий турки не осмелились приблизится к пирсам, у которых во мгновение ока оказались десантные суда. Оттуда по сходням посыпались морские пехотинцы, бегом занимая позиции по периметру порта. Матросы и купцы с иностранных судов, вымпелами получившие указание оставаться на месте, осмелев выскочили на палубы, разинув рты созерцая развернувшуюся перед ними картину. Мир на их глазах стремительно менялся.
Яркое солнце непривычно резало глаза, отчего Федор приложил ладонь козырькам рассматривая широкую мощенную площадь и голубую воду Босфора, от которой отсвечивали солнечные блики. Вниз от площади шли широкие каменные ступени, по которым сновал разношерстный люд. Среди них мелькали и выцветшие солдатские гимнастерки, которые спешили на молитву в храм А еще ниже, на набережной расположились мелкие торговцы, громко зазывавшие прохожих. На ступенях и на самой площади сновали коробейники из греков, торгующие свечами, крестиками и даже святой водой с самого Иерусалима. Повернувшись и опираясь одной рукой на палку Федор задрал голову, разглядывая величественный купол Святой Софии. На самом его верху красовался простой медный крест, тускло блестевший на ярком южном солнце. Говорили, что император привезет с собой в дар храму более подобающий позолоченный крест, но и этот, несмотря на простоту, выглядел вполне величественно. Само здание вблизи выглядело обветшалым. На массивных красноватых стенах виднелись трещины и потеки, оставленные неумолимым временем. А на месте снесенных минаретов остались ямы засыпанные гравием.
Вытерев пот с лица большим, синим платком и вернув его в карман Федор, немного прихрамывая последовал во внутрь храма на воскресную молитву. В своем выцветшем и потертом мундире он не выделялся из толпы таких же как он солдат, составлявших добрую треть прихожан. Это был его первый выход в город после ранения. До этого он лишь довольствовался рассказами и солдатскими сплетнями о том, что происходит в огромном городе и вообще в мире. А потому, свой первый выход в город он решил посвятить Святой Софии, тем более, что выпало воскресенье.
Внутри храма царил прохладный полумрак, особенно приятный после пекла, царящего снаружи. Солдат прошел несколько шагов и замер, пораженный величием и в то же время хрупкостью строения. Благоговейно перекрестившись он смотрел ввех, откуда их под парящего над колоннами купола лился, переливаясь, свет, озаряя огромное строение и разноцветные мраморные плиты пола. Людские голоса гулом отдавались от каменной облицовки, от чего в храме стоял несмолкаемый гул. В ожидании патриарха народ делился впечатлениями и новостями.