Федор вспомнил, как их рота шла по узким, кривым улочкам огромного города, направляясь к казармам турецкого гарнизона, находившимся на северо-востоке этого лабиринта улиц, мостовых и площадей. Город поразил своей тишиной. Ставни домов оказались закрыты. Лавки, кафе и цирюльни вымерли. Жаркий влажный ветер разносил по улицам мусор. Первые два километра они встречали русских солдат из первой волны десанта. Те, в пропыленных мундирах, радостно приветствовали пополнение. От них Кошка и узнал о том, что после высадки десанта в городе началась паника. Часть жителей, в основном магометане, бежали на восток, за пределы города, боясь страшных русских бешизбуков, коими они величали казаков. Остальные укрылись в домах и не показывали носа на улицу, выжидая, когда все закончится. По приказу начальства солдаты не мародерствовали и не давали мародерствовать местным. Хотя многие надеялись, что после того, как разгромят турка, им дадут кое чем поживится в захваченном городе. Стамбульский гарнизон в сорок тысяч штыков и сабель особого сопротивления не оказал. Сказался фактор внезапности. Часть успела отойти в предместья, где по-видимому дожидались подмоги, но большинство попали в плен в блокированных казармах.
Через два километра русские патрули исчезли и началась вражеская территория. По дороге к казармам их путь проходил через небольшой рынок, где торговцы впопыхах оставили часть товара и теперь над грудами гниющих овощей и фруктов роились стаи мух. Сверившись с картой, майор повел свой батальон дальше, по широкому проспекту, который вел прямиком к казармам. С ружьями наперевес солдатская колонна окружила обширные каменные здания, окаймлявшие выложенный булыжником плац. Но казармы оказались покинутыми. Лишь обрывки обмундирования и остальной ненужный хлам валялись на полу. Удостоверившись, что внутри пусто, солдаты собрались на плацу. Пока майор вновь возился с картой и совещался с ротными, откуда то неподалеку разнесся протяжный призыв муазина, а через несколько минут и несколько выстрелов. Озадаченный батальонный командир отрядил роту капитана Самохина проверить, что там происходит. Построившись в колонны и передвигаясь вдоль стан зданий, рота двинулась на шум. Среди них находился и Кошка, в своем светлозеленом мундире и с вещевым мешком на спине, сжимая винтовку, двигаясь в тени домов, зорко поглядывая на окна и крыши.
Через десять минут кривые, тесные улочки вывели отряд Самохина к небольшой мечети, с белыми стенами, покрытыми потрескавшейся краской. Увидев взмах руки лейтенанта Огарева из авангарда, все колонна остановилась. На площади, перед мечетью собралась большая толпа, среди которой мелькали и синие мундиры турецких солдат. Видимо они то и стреляли в воздух. На ступенях стоял невысокий, смуглый человек в белой чалме, и что то кричал на своем гортанном языке, брызгая слюной и размахивая кулаками. Толпа в ответ шумела, люди что то выкрикивали и размахивали руками. Послав вестовых за подкреплением, капитан приказал авангарду рассыпаться цепью и взять на прицел наиболее буйных. Остальные солдаты выстроившись колонной приготовились к бою.
Едва отряд вышел на площадь, как их заметили. Возбужденные люди что то орали, некоторые размахивали палками и саблями. Вдруг из толпы раздались выстрелы и пули с визгом отрикошетили от стен домов, выбивая каменную крошку. В ответ солдаты открыли убийственный огонь стараясь выкосить синие мундиры, что мелькали среди этого скопища. Несмотря на несколько залпов, толпа не испугалась, а наоборот пришла в движение. В солдат полетели камни и вся орда фанатиков поперла на передовую цепь солдат. Те, сделав еще пару выстрелов приняли врага в штыки, по теснимые сотнями людей, подпиравших своих единоверцев сзади они начали падать, сраженные кто саблей, кто просто задавленный этой живой массой. Несмотря на огромные потери, а в узком переулке образовался целый затор из убитых и раненых, толпа напирала на горстку солдат стараясь хоть как нибудь достать, растерзать ненавистных гяуров.
Турки, лучше знавшие этот лабиринт улиц и улочек зашли сзади, перегородив улицу телегами. Из-за телег раздались выстрелы и несколько солдат с криком упали на землю. Рота оказалась в западне, запертая в неширокой улице. Оставалось наедятся на подмогу, ибо оттеснить многотысячную толпу со столь малыми силами не представлялось возможным. Узость улицы не позволяла врагу использовать свое численное преимущество и окружить отряд, но она так же не давала укрытия от выстрелов турецких солдат, засевших за телегами. Самохин приказал оттащить раненых в дом и вытащить из окресных домов мебель, создав импровизированную баррикаду. Самых метких стрелков разместили на втором этаже старого кирпичного дома, стены которого когда то были розового цвета, но сильно поблекли и обшарпались. Солдаты не потерявшие присутствия духа и понимавшие, что от быстроты и слаженности их действий зависит останутся ли они сегодня в живых, споро ринулись исполнять приказание командира. Федор, засевший за большим, ржавым баком для воды, действовал на автомате, перезаряжая ружье и стреляя в наседавшую толпу. Мир вокруг исчез, превратившись в маленький пятачок земли между его укрытием и поваленными телегами, из-за которых как волны набегали люди с открытыми от крика глотками. Они падали, подавившись собственным крикам, но ступая по ним, из-за телег выбегали следующие, каждый раз, метр за метром приближаясь все ближе и ближе к двум ржавым бекам, за которыми засела горстка солдат и к самому Федору. Звуки вокруг смазались в единую какофонию боя и Кошка не услышал, как сержант Ерохин приказал отойти дальше, за импровизированную баррикаду, которую соорудили в десяти метрах позади их укрытия. Из-за нее гремели хлопки выстрелов. Это второе отделения пыталось прикрыть отход своих товарищей. Турки, по телам своих убитых и раненных уже вплотную приблизились к передовой линии русских солдат, и лишь частый огонь не позволял им растерзать горстку солдат, которые сдерживали их натиск в течении пяти минут. Благо османы перли напролом, неорганизованной толпой, скорее мешая, чем помогая друг другу. Но их было много, чересчур много.