Въ упомянутыхъ уже нами запискахъ Н. А. Бестужевъ объ этомъ пишетъ:
„Часто въ разговорахъ нашихъ сомнѣніе насчетъ успѣха выражалось очень положительно.
Не менѣе того мы видѣли необходимость дѣйствовать; чувствовали надобность пробудить Россію. Рылѣевъ всегда говаривалъ: «Предвижу, что не будетъ успѣха, но потрясеніе необходимо. Тактика революціи заключается въ одномъ словѣ: дерзай, и ежели это будетъ несчастливо, мы своей неудачей научили другихъ.»
Эта неувѣренность въ успѣхѣ, заставила многихъ, въ томъ числѣ избраннаго впослѣдствіи диктаторомъ князя Трубецкаго, высказаться противъ рѣшительныхъ дѣйствій. Большинство все же надѣялось увлечь за собой по крайней мѣрѣ часть гвардіи, тѣмъ болѣе, что Николай былъ ненавидимъ въ военныхъ сферахъ. Насколько мнѣніе ихъ было обосновано видно изъ разговора, происходившаго между Петербургскимъ Генералъ-Губернаторомъ Милорадовичемъ и Принцомъ Евгеніемъ Вюртембергскимъ о возможности.
Послѣ вступленія на престолъ Николая Милорадовичъ сказалъ, что сомнѣвается въ успѣхѣ, такъ какъ гвардія не любитъ Николая. «О какомъ успѣхѣ вы говорите?» возразилъ ему удивленный принцъ. Престолъ долженъ перейдти къ Николаю, если Константинъ будетъ упорствовать въ своемъ отреченіи. При чемъ тутъ гвардія?
«Совершенно справедливо», отвѣчалъ графъ, «имъ не слѣдуетъ имѣть голоса, но это обратилось у нихъ уже въ привычку, почти въ инстинктъ.»
Такъ рѣшено было дѣйствовать.
«Насъ по справедливости назвали бы подлецами» — писалъ впослѣдствіи въ своихъ запискахъ декабристъ Пущинъ — «если бы мы пропустили нынѣшній единственный случай.»
Вліяніе, хотя не рѣшительно, имѣло на это рѣшеніе, обнаруженное предательство нѣкоторыхъ лицъ, состоявшихъ въ близкихъ отношеніяхъ съ нѣкоторыми членами тайнаго общества.
Предателей этихъ было четыре:
Шервудъ, Майборода, Комаровъ и Ростопчинъ. Шервудъ и Майборода, ставши предателями, предложили правительству свои услуги въ качествѣ шпіоновъ. Шервудъ былъ возведенъ въ дворянское достоинство и ему былъ пожалованъ титулъ «Вѣрный».
Какъ у насъ ведется и до сихъ поръ высшія награды домомъ Романовыхъ даются царскимъ любовникамъ, любовницамъ, предателямъ и шпіонамъ, щедро былъ награжденъ и Комаровъ и назначенъ впослѣдствіи губернаторомъ въ Симбирскъ.
Впрочемъ впослѣдствіи какъ Комарову, такъ и Шервуду очень не посчастливилось. Оба были выгнаны со службы. Очевидно, даже для царскаго правительства, какъ не трудно достигнуть такого совершенства, они оказались черезчуръ большими негодяями. Ростовцевъ предалъ съ большой изысканностью и съ мелодраматическими сценами. Написавъ доносъ, онъ пошелъ на обѣдъ къ князю Оболенскому и передалъ ему при этомъ копію съ письма своего Николаю Павловичу и переданный имъ ему же списокъ заговорщиковъ.
«Здѣсь» — пишетъ Герценъ — «мы должны обратить вниманіе на одно историческое различіе: Незабвенный Іюда Искаріотъ предалъ послѣ вечерней трапезы, Ростовцевъ же сначала выдалъ своихъ друзей и лишь послѣ ѣлъ съ ними. Различіе, какъ мы видимъ, существенное!» Затѣмъ Ростовцевъ былъ назначенъ по просту въ генералъ-адьютанты.
И такъ заговоръ рѣшенъ. Наступаетъ по словамъ Николая «роковой день» 14 декабря. Мы не станемъ описывать подробно всѣмъ извѣстное пораженіе этого событія. Около 2000 солдатъ собралось на Сенатской площади и построилось въ каре. Среди солдатъ виднѣлось, какъ описываетъ самъ Николай, нѣсколько «фрачниковъ гнуснаго вида».
Послѣ неудачной атаки кавалеріи, пущена была въ ходъ артиллерія, и мятежники были разбиты на голову. Теперь послѣ 9 января часто сравниваютъ мужественное поведеніе Николая I 14 декабря съ поведеніемъ Николая II въ такое значительное кровавое воскресенье. На самомъ же дѣлѣ оказывается, что Николай Первый былъ не храбрѣе Николая Послѣдняго и причины, побудившія его только послѣ долгаго колебанія пустить въ дѣло оружіе далеко не были боязнью пролить невинную кровь. Впрочемъ предоставимъ ему самому слово:
«Выѣхавъ на площадь» — пишетъ Николай — «желалъ я осмотрѣть, не будетъ ли возможности, окруживъ толпу, принудить къ сдачѣ безъ кровопролитія. Въ это время сдѣлали по мнѣ залпъ; пули просвистали мнѣ черезъ голову и, къ счастью, никого изъ насъ не ранили; рабочіе Исакіевскаго собора изъ-за забора начали кидать въ насъ полѣнами, надо было рѣшиться положить сему скорый конецъ, иначе бунтъ могъ бы сообщиться черни, и тогда бы окруженныя ею войска стали бы въ самомъ трудномъ положеніи.»