На заседании 26-го августа Сазонов в полемике с главой правительства открыто поддерживал «Прогрессивный блок».
Сазонов: «Люди, болеющие душой за родину, ищут сплочения наиболее деятельных нереволюционных сил страны, а их объявляют незаконным сборищем и игнорируют. Это опасная политика и огромная политическая ошибка. Правительство не может висеть в безвоздушном пространстве и опираться на одну только полицию. Я буду повторять это без конца».
Горемыкин: «Блок создан для захвата власти. Он всё равно развалится, и все его участники между собой переругаются».
Сазонов: «А я нахожу, что нужно во имя общегосударственных интересов этот блок, по существу умеренный, поддержать. Если он развалится, то получится гораздо более левый. Что тогда будет? Кому это выгодно? Во всяком случае, не России».
Горемыкин: «Я считаю самый блок, как организацию между двумя палатами, неприемлемым. Его плохо скрытая цель — ограничение царской власти. Против этого я буду бороться до последних сил»[77].
Как мы видели из предыдущих строк, так называемый «Прогрессивный блок» действительно стремился к ограничению власти императора. Мог ли этого не знать Сазонов? Не мог. Он мог не знать о тонкостях, но то, что блок стремится к полноте власти, министр иностранных дел не знать не мог, ибо был тесно связан с блоком через Поливанова, лично встречался с представителями блока, а самое главное был в доверительных отношениях с дипломатами Антанты, прежде всего с английскими, которые, как мы убедимся, находились в тесных контактах с лидерами блока.
В доказательство подобных утверждений приведем записи дневника великого князя Андрея Владимировича. Великий князь пишет, что незадолго до того, как Николай II объявил свое решение принять командование, он и великий князь Борис Владимирович встречались с Сазоновым, который с тревогой говорил о положении дел на фронте и о полной дезорганизации командования. «К счастью, — приводит дальше великий князь слова Сазонова, — всему этому скоро будет положен конец. Государь сам вступит в командование армией. Государь уже давно этого хотел, но долго колебался и, наконец, решился». Сазонов высказал при этом некоторое опасение, что всякая неудача падет на Государя и даст повод его критиковать. Ввиду этого ему хотелось знать мнение Бориса, какое впечатление это произведет на войска. Борис высказался весьма категорично, что это произведет такой огромный эффект на армию, подымет ее нравственный элемент и будет встречено с большим энтузиазмом. При этом он добавил, что уход Н. Н. произойдет совершенно незамеченным. […] Я тоже присоединился к мнению Бориса, что впечатление на армию будет огромное, и это имеет, кроме того, еще и другое преимущество, что армия почувствует ближе своего Государя, что при некотором шатании умов будет иметь свои плоды. И Сазонов должен был согласиться, что существовавшее двоевластие в России — вещь не только не желательная, но прямо вредная. Продолжаться такое положение не может, и положить конец этому может только принятие Государем лично командования»[78].
Этот отрывок красноречиво свидетельствует, что вся патетика Сазонова на заседании Совета министров, все его крики о «смертельной опасности» решения Государя — не более чем политический демарш, не имеющий ничего общего с истинными убеждениями Сазонова. Кроме того, не исключено, что, встретившись с великими князьями, министр иностранных дел пытался проверить их лояльность по отношению к царю и верность великому князю. Убедившись в том, что «Владимировичи», старшая ветка династии после потомства Александра III, категорически высказывается в пользу решения императора, Сазонов был вынужден ретироваться и признать спасительными действия Николая II.
Кривошеин и Поливанов, со своей стороны, не могли не знать, что «прогрессисты» в случае отказа императора пойти на их требования, готовы прибегнуть к более решительным действиям, поставив Монарху ультиматум. Для этого им необходимо было сохранять влияние в армии, что было гораздо легче сделать, когда во главе Ставки стояли великий князь Николай Николаевич и генерал Янушкевич, с которыми у блока уже был налажен прочный контакт.
Таким образом, главная причина того, почему министры так воспротивились решению царя, заключалась в том, что в правительстве появились люди, которые считали возможным идти на соглашение с «Прогрессивным блоком» и видели себя среди будущего «ответственного» правительства.
Министры решили вести самостоятельную политическую игру совместно с «Прогрессивным блоком». Это находило понимание и поддержку со стороны великого князя Николая Николаевича и генералов Данилова и Янушкевича. Произошла смычка между «прогрессистской» оппозицией, ведущими министрами правительства и верхушкой Ставки. Эта смычка была направлена против императора Николая II, и он эту смычку разорвал единственным простым решением. «Решение Государя, — считает Катков, — обмануло надежды блока на реформу правительства и разочаровало министров, надеявшихся установить с блоком рабочее соглашение»[79].
Однако думается, что Г. М. Катков в данном случае смягчает оценки. Не «надежды блока на реформу» были обмануты царём, а сорвана первая фаза государственного переворота, намеченного на 1915 год.
Современник тех событий писал: «Великий князь Николай Николаевич являлся стержнем, вокруг которого плелась вся интрига против личности русского Монарха. Сделавши эту предпосылку, станет совсем понятно, почему так цинично взбунтовались министры, когда узнали о желании Государя сослать вел. князя на Кавказ, и конечно наивные доводы ген. Данилова о том, что эти министры боялись неопытности Царя в роли Главнокомандующего, не заслуживают внимания. Эти министры, по всей вероятности, боялись не за армию и Россию, а за провал заговора, в котором, как выяснилось впоследствии, они играли видную роль»[80].
Великий князь Андрей Владимирович записал в своём дневнике: «Кривошеин орудует всем и собирает такой кабинет министров, однотипных и одинаково мыслящих, который был бы послушным орудием у него в руках. Направление, взятое им, определяется народом как желание умалить власть Государя. Об этом очень открыто говорят почти все»[81].
Вот почему министры решились на свой отчаянный шаг. Решено было бороться всеми имеющимися средствами, чтобы заставить царя изменить своё решение. Как это было уже в случае с Сухомлиновым, Мясоедовым, Распутиным, Вырубовой, как это будет потом с Протопоповым и Штюрмером, в августе 1915 года давление на царя шло через огульную критику Председателя Совета министров графа И. Л. Горемыкина, который твёрдо воспротивился «министерской забастовке».
После первого столкновения с Горемыкиным, 27-го августа, произошла тайная встреча членов кабинета с представителями блока. На этой встрече обе стороны пришли к общему выводу, что при нынешнем главе кабинета никаких конституционных перемен произойти не может, а значит, Горемыкин должен уйти. Это стало стратегическим манёвром министерской оппозиции и полностью соответствовало целям «Прогрессивного блока».
Уже 28-го августа, на следующий день после встречи с представителями блока, министры переходят в агрессивное наступление. Главным вопросом обсуждения становится вопрос о перерыве сессии Государственной Думы. В принципе, и Горемыкин, и члены правительства были за перерыв. Но Горемыкин хотел это сделать твёрдо и резко, объявив главной причиной этого перерыва действия «Прогрессивного блока». Министры выступали за мирный перерыв, согласованный с Председателем Государственной Думы М. В. Родзянко, который накануне устраивал самые настоящие драматические сцены, несколько раз выбегая из Мариинского дворца с криками «В России нет больше правительства». При этом министры постоянно проводили мысль, что этот перерыв обязательно должен сопровождаться изменениями в составе правительства, угодными Думе. Кривошеин прямо говорил на заседании: