Товарищи, вы умели 10 лет терпеть и молчать. Вы умели исполнять обязанности, которые налагала на вас старая ненавистная власть. Вы умели стрелять в народ, когда она этого требовала. Почему же у вас теперь нет терпения? Неужели русское свободное государство есть государство взбунтовавшихся рабов?»
В порыве революционных настроений весны 1917 года Керенский выступал искренне, от всей души.
Однако так было не со всеми главными действующими лицами Февральской революции. У министра иностранных дел Временного правительства и лидера партии кадетов Милюкова были иные помыслы. Подобно князю Львову и некоторым другим, он был монархистом и, возражая, как и все кадеты, против самодержавия, желал конституции, сдерживающей неограниченную власть, но отнюдь не демократии Советов — этих рабочих и солдатских комитетов, ни даже республики. Вот как он действовал во время переговоров между Комитетом Думы и Исполнительным комитетом Петроградского Совета: в ночь с 1 на 2 марта, в конце недели революционных событий, когда солдаты и рабочие заседали в Таврическом дворце, он вел жесткий торг. Для того чтобы Совет дал свое согласие на создание Временного правительства, следовало удовлетворить его требования: согласиться на амнистию и политическую свободу. Однако по третьему пункту о характере будущего режима — республика или монархия — Милюков был несгибаем. Милюков отстаивал монархию и династию Романовых с царем Алексеем и регентом Михаилом. «Для меня лично было довольно неожиданно, — пишет член Исполнительного комитета Петроградского Совета Суханов, — [не столько] то, что Милюков отстаивал романовскую монархию, а то, что [он] из этого делает самый боевой пункт всех наших условий. Теперь я хорошо понимаю его и нахожу, что со своей точки зрения он был совершенно прав и весьма проницателен.
Он рассчитывал, что при царе Романове и, может быть, только при нем он выиграет предстоящую битву, возьмет азартную ставку, оправдает огромный риск, на который в лице его идет вся буржуазия как господствующий класс. Он полагает, что при царе Романове остальное приложится, и не боялся, не так боялся, считая допустимыми, преодолимыми — и свободы армии и «какое-то» Учредительное собрание…»
Когда отрекся Михаил II, Милюков и Гучков были вне себя. Сама личность Николая II или Михаила не имела для них большого значения. Важно было лишь то, что они воплощали. И все же необратимое еще не свершилось: республика не была провозглашена, и благодаря Набокову, составившему акт об отречении Михаила, возможность реставрации монархии сохранялась.
Но кто станет наследником? Ольга — младшая сестра Николая и Михаила? Или Ольга — старшая дочь бывшего императора? А может быть, Кирилл, сын Владимира, брата Александра III, и двоюродный брат Николая и Михаила?
Командование армии считало, что его одурачили. Разве заставили бы они царя отречься от престола, если бы знали, что последует за революцией в Петрограде? Сообщение Родзянко Рузскому о том, что Комитет Думы полностью овладел положением, убедило военных в переходе власти в его руки, а они уже давно были готовы к подобному переходу и имели свои представления о дальнейшем развитии событий. Провозглашение приказа № 1 о правах солдат сразу открыло им размеры катастрофы. Власть военного министра Гучкова и князя Львова носила чисто внешний характер: они правили делами лишь в той мере, в какой Петроградский Совет одобрял их действия. Не прошло и двух недель после отречения царя, а в Совете уже говорили о «мире без аннексий и контрибуций».
Безусловно, новые руководители правительства сопротивлялись идее «мира без аннексий и контрибуций», провозглашенной Петроградским Советом. Однако чем обернулись происшедшие события для командования штаба армии? Они вступили в заговор, чтобы свергнуть царя и предотвратить сговор с Германией, а также наладить руководство военными действиями, но стоило Николаю II отречься, как уже заговорили о мире… Апрельские события, за которыми последовала отставка Гучкова и Милюкова, показали, насколько бурно развивались революционные события. Особенно под воздействием большевистской пропаганды, разоблачавшей аннексионистские притязания Временного правительства, выдаваемые за уважение заключенных соглашений, при распространении братания на фронте, возникшей возможности отмены планируемого наступления, не говоря уж о новых требованиях, выдвигаемых рабочими, или о деятельности крестьянских комитетов. Стабилизировать создавшееся положение новый глава правительства Керенский оказался не в силах. Ибо весной 1917 года свободные граждане отбрасывали как пережиток царизма всех тех, кто представлял государство. И в первую очередь Временное правительство, к которому относились с подозрением, как к органу, зародившемуся в известной степени в недрах Думы. Правительству противопоставляли Петроградский Совет, несмотря на то что руководители Совета — социалисты в апреле 1917 года стали министрами. Каждый город противопоставлял свой собственный Совет Совету столицы: раз они уравнены в правах, отчего бы им самим не управлять своими делами? И, в свою очередь, каждый коллектив — комитеты заводов, комитеты кварталов и т. д. противопоставляли себя основному составу Советов депутатов. Создавались различные органы в виде оппозиции политике исполнительных комитетов, и представительная власть действительно вызывала недоверие, ибо революция воспринималась как установление непосредственного правления. Любое делегирование власти осуждалось, любые представители власти отвергались. Государственная структура разваливалась, и этому процессу способствовала пропаганда большевиков и анархистов.