Одновременно против большевистских «узурпаторов» вели борьбу отдельные подпольные группы, также из числа эсеров. Они действовали, как и до 1914 года: устраивали налеты карательных отрядов, массовые забастовки, как, например, в Ижевске. Поддерживали их демократы и мелкая буржуазия, пострадавшие от бесчинств Красной гвардии. Среди них был и Борис Савинков, бывший террорист, действовавший в 1900–1905 годах; он стал затем министром в кабинете Керенского, союзником генерала Корнилова и руководителем «Союза защиты родины и свободы». Связанный в какой-то мере с генералом Деникиным, он имел свою сеть почти по всей России и пользовался поддержкой французских служб, которые, базируясь на Крайнем Севере, в Архангельске, должны были помочь ему в походе на Москву. Однако в нужный момент они не оказали ему помощи, и Борис Савинков самостоятельно внезапным нападением захватил Ярославль. Операция на этом и закончилась. Организованные в его честь торжества и удрученность жителей после перехода города снова в руки большевиков свидетельствовали о непопулярности режима в небольших провинциальных городах.
Если мы посмотрим на карту, то увидим, что Ярославль, Ижевск и Омск находятся в зоне, простирающейся от Москвы до Тобольска, включая Екатеринбург, где заключена была императорская семья. Все события там происходят в июне или начале июля. Ярославль, к примеру, был взят 6 июня 1918 года. В тот же день левые эсеры, присоединившиеся к большевистскому октябрьскому перевороту и поддержавшие разгон Учредительного собрания, однако враждебно встретившие заключение мира в Брест-Литовске — удар в спину немецкого пролетариата, ибо этот мир укреплял позиции кайзера, — организовали покушение на немецкого посла при советском правительстве Мирбаха. Затем они предприняли нападение на Чека. Их цель была ясна — возобновить революционную войну против немцев, восстанавливавших на оккупированных территориях прежний режим.
Сопоставление всех этих обстоятельств помогает осознать, почему Екатеринбургский Совет, которому непосредственно угрожает продвижение чехословаков, идет на такую меру: они казнили царя 16 июля и оставили город через несколько дней после этого. «Исполнительный комитет Совета покинул город последним, как капитан свое судно, в ночь на 25 июля» в направлении Перми.
События, происходившие в июле, сами по себе не могут объяснить решение о казни членов императорской семьи, но по крайней мере объясняют внезапность и оперативность исполнения. Безусловно, мысль о казни Романовых носилась в воздухе. Еще 4 марта 1918 года большевики Коломны «требовали» казни, поскольку «немецкая и русская буржуазия восстанавливает царский режим в оккупированных ею районах». В Москве также неоднократно возникает идея проведения судебного процесса, приговор которого нетрудно себе представить. Власти Екатеринбурга были, безусловно, в курсе этого: председатель Уральского Совета А. Белобородов был связан с Троцким, который, как говорили, должен был выступить общественным обвинителем на процессе. Сложившиеся обстоятельства, очевидно, побудили Совет к действиям, и Москва поддержала операцию постфактум. Все это выглядит правдоподобно, однако до сих пор не доказано.
Как только белые вошли в Екатеринбург, они обнаружили в урочище «Четыре брата» остатки сгоревшей одежды и других личных вещей, принадлежавших Романовым. Началось следствие.
В Красной России, по словам Р. Локкарта, «население Москвы восприняло сообщение о смерти царя с поразительным равнодушием». Западные державы узнали о ней 22 июля из корреспонденции газеты «Таймс»: «Бывший царь убит. Преступление официально одобрено». Этот заголовок и следовавший за ним некролог занимали полторы газетные колонки; о других членах семьи не упоминалось, говорили лишь о казни царя. На четвертой и пятой страницах печатались рассуждения о судьбе Николая II, а в посвященной ему 26 июля передовой статье в основном говорилось о помощи чехословаков союзникам. Разве не создали они своего рода второй фронт за спиной большевиков — этих «союзников» немцев со времен Брест-Литовска? В то время — и это правда — личная судьба Романовых интересовала союзников меньше, чем изменения на карте военных действий: шла вторая битва на Марне, где снова решался исход войны. И эти события действительно совпали.
Однако хроника последних дней Романовых возобновляется по окончании войны.
Сразу после перемирия министр иностранных дел Стефан Пишон выступает с трибуны палаты депутатов с первым публичным изложением обстоятельств убийства Романовых согласно информации, полученной им непосредственно от первого председателя Временного правительства князя Львова в марте 1917 года.