Германия тут же объявила войну России — за ней последовала Австрия, — затем и Франции, а через несколько дней к союзникам присоединилась Англия, как было ею обещано.
Глава третья
Поражение
Во Франции, когда стране грозит война и родина находится в опасности, звук трубы и развевающееся трехцветное знамя придают народу силу и укрепляют его дух. В России эту роль выполняют колокола.
В колокольном звоне воплощена глубокая вера, слияние ее с народом и отечеством. Нет ни одного гимна в честь родной земли, где не воспевалась бы правоверность. Звонили в колокола во время войн против турок, звучали они и в 1914 году.
В 1904 году звона колоколов не было слышно.
Конечно, и тогда проводились патриотические манифестации, в которых участвовали студенты и военные, но царь не обратился с призывом к своему народу, ибо и для царя, и для народа столкновение с Японией не означало вступления в войну. Однако в 1914 году, когда гром раздался со стороны Германии, царь обратился к богу.
Ведь церковь готова ему помочь: она каждый год клеймит тех, кто думает, что православные монархи возводятся на трон не особой милостью Божьей и что миропомазание и святые дары не освящают их великую миссию. Она относится к ним как к безбожникам и еретикам и возглашает «Анафема, анафема, анафема».
Николай II был человеком набожным, но мистиком в полном смысле слова не был. С подъемом революционного движения, с поражением его армии и флота в 1905 году, с болезнью, неуклонно подтачивавшей его сына Алексея, религия стала для него прибежищем и защитой. В 1914 году она стала для него опорой.
Объявление начала войны должно было доставить Николаю II самую большую радость. Он поехал в Петербург со всей семьей, чтобы присутствовать на торжественном богослужении в присутствии всего двора. После службы протодьякон зачитал манифест об объявлении войны: по старой традиции он призывал солдат сражаться «с мечом в руках и крестом на груди». Все бросились к государю, чтобы приложиться к его руке. Затем Николай и Александра появились на балконе.
В кинохронике, снятой фирмой «Пате», показана поразительная сцена: тысячи русских людей становятся на колени, а затем, поднимаясь, кричат «ура», вздымая вверх полотнища с лозунгом «Помоги своему, младшему брату-сербу!» Царь и царица, пораженные этой сценой, смотрят с удивлением и машут толпе рукой.
Председатель Думы Родзянко озвучивает эти немые, волнующие кадры в своих воспоминаниях: «Громовое «ура» огласило воздух… и вся толпа как один человек упала перед царем на колени. Государь хотел что-то сказать, он поднял руку, передние ряды зашикали, но шум толпы, несмолкавшее «ура» не дали ему говорить».
Председатель Думы спрашивает двух рабочих, как теперь будет с забастовками, с требованиями, предъявленными Думе. И слышит в ответ: «То было наше семейное дело… Но теперь дело касается всей России. Мы пришли к своему царю как к нашему знамени, и мы пойдем с ним во имя победы над немцами».
Одной фразой они определили тот священный союз, который, словно чудом, сплотил вокруг трона двор, Думу и партии. Керенский отмечал, что настроения народа изменились за какой-то час. В Петербурге, как и во всей стране, не осталось ни баррикад, ни забастовок, ни революционного движения.
В конце церемонии объявления войны великий князь Николай Николаевич, который должен был возглавить русскую армию, бросился к послу Франции и, обняв его, вскричал: «Чудо, чудо! Если Бог и Жанна д’Арк с нами, война выиграна!»
Николай II хотел сам взять на себя командование армией, но глава правительства Горемыкин и особенно министр иностранных дел Сазонов отговаривали его.
— Нам придется отступать в течение первых недель… Ваше Величество не должны подвергать себя критике.
— Но Александр I тоже отступал в 1812 году…
— Да, и все его ругали.
Император в конце концов согласился. И назначил великого князя Николая Николаевича, а не военного министра генерала Сухомлинова, который жаждал стать генералиссимусом и открыто проявил недовольство назначением.
Не успели начаться военные действия на фронте, как в тылу стали плести всяческие козни. Русские с давних пор с неприязнью относились ко всем прибалтийским и немецким баронам; их было немало при дворе: министр императорского двора барон Фредерикс, церемониймейстер барон Корф, обер-шталмейстер генерал Грюнвальд, обер-гофмаршал граф Бенкендорф и все остальные — Мейендорфы, Будберги, Коцебу.