Эта инициативная деятельность свидетельствовала о жизнеспособности общества, и все же правительство смотрело на нее с недоверием. Правительственная администрация видела, как постепенно ее функции переходят в другие руки, но была бессильна затормозить это движение. Не отдавая себе в этом отчета, русские люди начали управлять собой сами: и армия, и промышленники, и даже потребители.
Революция еще не победила в умах, но начала осуществляться в делах.
Легальная оппозиция, так же как различные общества и земства, оставалась довольно нерешительной, и все же люди, вынашивавшие одинаковые идеи, начали сближаться для того, чтобы действовать в одном направлении, в частности в Думе, когда пришло к концу временное прекращение ее деятельности, объявленное в 1914 году. По инициативе октябристов большинство депутатов объединилось в «прогрессивный блок», к которому примкнуло несколько членов Государственного совета и министры. Цели блока оставались довольно умеренными, поскольку он даже не осмеливался потребовать ответственности министров перед Думой и заявлял лишь о правительстве, пользующемся доверием. Конечно, он требовал изменения методов правления, прекращения преследования лиц, не совершивших преступлений, возвращения административных ссыльных, прекращения преследования по религиозным мотивам, отмены мер, принятых против евреев, восстановления украинской прессы, деятельности профсоюзов, а также различных видов взаимопомощи и т. д. Председатель Совета министров Горемыкин, проявлявший особую бдительность, когда речь шла о защите прав самодержавия, отнесся неодобрительно к созданию блока, организованного «нелегально». Блок же начал кампанию против правительства, к которой присоединились кадеты. Премьер-министр счел всю эту «возню» несвоевременной и незаконной, утверждая, что положение в стране не является столь тяжелым…
«Правительство или утаивает от нас правду и нас обманывает, или оно слепо, и это говорит о его некомпетентности», — заявил Маклаков в Думе, вызвав своими словами взрыв аплодисментов.
Горемыкин закрыл эту сессию Думы.
Негодование Гучкова, Милюкова и Маклакова по этому поводу было тем более велико, что они своими действиями думали предотвратить возрождение нелегальной оппозиции, которой все они опасались, так как положение было тяжелым как на фронте, так и в тылу, где нехватка продовольствия, понижение покупательной способности населения и репрессии вызывали недовольство, о котором свидетельствовало забастовочное движение, возобновившееся с необычайной силой.
Одновременное проведение различных демонстраций говорило о наличии централизованной организации: между подпольными кружками в России — большевиков, меньшевиков, эсеров и анархистов — и их руководством за границей снова восстановились тесные отношения. «Военные неудачи помогают расшатывать царизм, — писал Ленин из Швейцарии Шляпникову, находившемуся в России, — и облегчают союз революционных рабочих России и других стран».
Он писал в это время труд «Империализм, как высшая стадия капитализма», где доказывал, что, вопреки представлениям социалистов до 1914 года, революция разразится не в той стране, где капитализм наиболее силен, но в экономически слабо развитом государстве, которое не сможет выдержать военных усилий; это опрокинет догматические установки марксизма и сделает более вероятным взрыв в России, чем в какой-либо иной стране.
В конце 1916 года легальная оппозиция, конечно, не думала, что такое время наступило, но, считая царя неспособным, полагала, что пришло время действовать, чтобы предотвратить худшее.
Говорили о дворцовой революции… Что касается народного восстания, то все были против этого из опасения, что движение народных масс сольется с крайне левым течением и создаст трудности в ведении войны…