После того как Франция безучастно наблюдала за трагедией Порт-Артура, а Англия вела себя как невоюющий союзник Японии, Вильгельму больше не нужно было доказывать, что Англия — извечный враг России, что эти две державы всегда противостоят друг другу. Если Вильгельм вступит в союз с Николаем, чего тот до сих пор боялся с учетом позиции Франции, этого будет достаточно, чтобы оценить преимущества направленного против Англии континентального альянса.
К мысли о желательности русско-германского союза склонялись уже и с российской стороны (этой идеей интересовался Витте, правда, в отличие от Вильгельма, он полагал, что союз должен был включать и США, а не быть направленным против них), так что она выглядела все более разумной. Если в свое время российская сторона хотела обезопасить себя со стороны Германии (для Витте от Германии исходила главная угроза, в его глазах она представляла собой фактор силы в противоположность французскому фактору денег), то теперь Германия превратилась в партнера; страх перед Англией и желание убрать руку России, простертую для защиты Франции в случае столкновения, толкали ее к союзу с Россией. Впрочем, именно из-за отказа немецкой стороны продлить старый русско-германский договор царь Александр III в 1892 году пошел на союз с Францией.
«Пусть все утрясется само собой», — предлагал Вильгельм Николаю в телеграмме, приглашая его на летнюю прогулку в финские фиорды. «Без министров, без адъютантов, только этикет и мундир…» Эта идея пришлась молодому царю по душе. 27 июля 1905 года сошлись яхта Вильгельма «Гогенцоллерн» и русская «Полярная звезда».
Вильгельм хорошо подготовился к свиданию, он был исполнен решимости развеять у Николая последние сомнения в том, что предлагаемый союз подрывает дух русско-французского альянса или может рассматриваться французским союзником как нелояльный шаг.
«Вильгельм при каждом свидании с Николаем выступал в какой-нибудь новой роли, — вспоминал позднее русский министр иностранных дел Извольский, — но какой бы она ни была, он всякий раз тщательно ее репетировал и приспосабливал к обстоятельствам данного момента».
Они наблюдали, как весьма эмоционально и подробно сообщает Николай в своем дневнике, совместные учения немецкого и русского флотов. Атмосфера была расслабленная, дружелюбная. Вскоре после своего появления Вильгельм небрежно бросает на стол какую-то бумагу. Это проект русско-германской коалиции.
«Франция, — пытается кайзер успокоить Николая, — может отнестись к этому спокойно, и я уверен, что ты сумеешь склонить к этому своего партнера».
Вильгельм описал эту сцену, исхода которой ожидал с таким напряжением, в письме канцлеру Бюлову. Она разворачивалась в каюте, которую раньше занимал царь Александр и которую Николай считает святилищем. Вот что кайзер рассказывает дальше:
«Я достал конверт с проектом из кармана, положил на письменный стол Александра перед портретом императрицы-матери и подал листок царю. Он прочел его раз, другой, третий. Я беззвучно молился Создателю, чтобы Он не покидал нас и направлял молодого государя.
Настало мертвое молчание; только море рокотало и солнце весело сияло в мрачной каюте, и прямо передо мной белел на волнах «Гогенцоллерн», а высоко в воздухе полоскался на утреннем ветру императорский штандарт; не успел я разобрать на его кресте слова «Бог с нами», как услышал рядом с собой голос царя: «Tath is quite excellent. I quite agree»[37]. Сердце у меня заколотилось так громко, что я это услышал; я собрался с духом и спросил небрежным тоном: «Should you like to sign it? It would be a very nice souvenir of our entrevue»[38].
Он еще раз перечитал листок. Потом сказал: «Yes, I will»[39]. Я открыл чернильницу, подсунул ему перо, и он твердой рукой расписался: «Николай», потом подал перо мне, я тоже подписал, а когда я поднялся, он обнял меня и произнес: «I thank God and I thank you, it will be of most bénéficient consequences for my country and yours»[40]. Слезы радости навернулись мне на глаза, правда, на лбу и спине выступил холодный пот, и я подумал: «Фридрих-Вильгельм III, королева Луиза, дедушка и Николай I — как бы они были сейчас рады! Спустись они на землю, все они были бы на седьмом небе»[41].
(…) Итак, утром 24 июля 1905 года в Бьёрке свершился поворотный пункт в истории Европы, хвала милости Божьей, и наступило великое облегчение для моего дорогого отечества, которое наконец-то вырвалось из гнусных галло-русских тисков».
Вильгельм недаром настаивал на встрече «без министров и придворных». Однако подпись Николая должна быть кем-то подтверждена. Кайзер приказал одному из своих адъютантов расписаться ниже себя. Николаю не оставалось ничего иного, как поручить эту непривычную задачу своему морскому министру. Адмирал Бирилев повиновался.