Выбрать главу

26 марта 1916 года немецкий посредник Фрелих направляет Бергену в Берлин первый отчет о передаче денег:

«Касается: доктора Александра Гельфанда-Парвуса. Германский банк направил мне переводный вексель на 500 000 марок, который прилагается. Позвольте обратить Ваше внимание на мое письмо от 20 марта, в котором я отвечал, что Гельфанд требует один миллион минус комиссионные за перевод векселя, и что такие комиссионные, уже оплаченные в Копенгагене, Бухаресте и Цюрихе, равно как и прочие затраты, должны возмещаться нами.

Прошу Вас попытаться произвести соответствующий перевод через Дойче банк, чтобы я мог выплатить Гельфанду разницу.

Ваш Фрелих».

Уже два месяца спустя из Берлина в Цюрих и Петроград через Парвуса переведены пять миллионов, и требуется еще. Австро-Венгрия также оплачивает, хотя и в скромных размерах, затраты на агентов, которые ведут в России революционную и пацифистскую пропаганду, как и среди русских военнопленных в Австрии, и поставляют информацию. Об этом свидетельствует письмо сотрудника немецкого посольства в Берне Ромберга своему начальнику в Берлине от 26 августа 1916 года. В нем речь идет о некоем русско-еврейском социал-революционере по фамилии Шивин, которого ему рекомендует австрийский военный атташе барон Геннет как «ценного посредника» для определенных видов деятельности («на австрийских военных в Вене он также произвел хорошее впечатление»).

В результате Шивин получает от немцев и австрийцев значительную сумму в швейцарских франках, а за это предоставляет информацию о военно-политическом положении в России, где ведется революционная пропаганда. В этой атмосфере на ниве подрывной деятельности подвизаются и другие сомнительные личности из России.

Так, в Стокгольме появляется некий господин Колышко из Петрограда, бывший личный секретарь министра Витте[84]. Он публицист и просит сотрудников немецкой дипломатической миссии оказать содействие в финансировании его издательства, обещая взамен вести революционную пропаганду в интересах Германии.

Положение прессы, формирующей в те годы духовный климат в России, дает такую возможность: печать пользуется свободой, о которой в послереволюционное время можно только мечтать. Цензура не допускает лишь те публикации, которые открыто выступают против продолжения войны или затрагивают личную жизнь царской семьи. Пацифистская пропаганда также должна проводиться в подполье. Поэтому Ленину приходится засылать финансируемую немцами «Правду» в Петроград из-за границы, поскольку в ней открыто обсуждается заключение мира[85].

В то же время предпринимаются попытки склонить русского царя к мирным переговорам. Для непоколебимой воли царя воевать до победного конца решающую роль играли оскорбленная объявлением войны Германией национальная гордость и нерушимая верность союзным обязательствам перед Францией и Англией. И оба союзника не упускали случая постоянно напоминать царю об этом; их военные и дипломатические представители участвовали в работе Особых совещаний, чтобы иметь представление о состоянии русского снабжения и транспорта. Однако в отсутствие царя завертелась министерская чехарда[86]. Способных министров сменяли другие, менее пригодные к выполнению ответственных задач и принятию серьезных решений. Это рождало у союзников сомнения, способна ли Россия эффективно исполнять свою роль.

Ходили слухи, что английский военный атташе в ужасе покинул одно заседание, на котором военный и морской министры не могли ответить на элементарный вопрос, какой тоннаж для каких перевозок заказывать.

Одновременно начали сказываться последствия решения нового, крайне не популярного председателя Совета министров Штюрмера (которого и без того подозревали в измене в связи с немецким происхождением) о передаче продовольственного снабжения в ведение министерства внутренних дел. Теперь проблемы данной сферы стали острыми политическими проблемами.

Франция в середине 1916 года направила в Петроград своих министров Вивиани и Тома, чтобы обеспечить отправку нескольких сот тысяч солдат во Францию, а также убедиться, что Россия будет согласовывать с Францией свою политику в отношении Польши и Румынии и что она способна оказать последней военную поддержку (как выяснилось, это было не так).