На все тяжкие истины государь либо молчал, либо выражал удивление, но, как всегда, был любезен и приветлив. Когда я прервал свой доклад, он обратился с вопросом: «Как вы думаете, чем окончится война?.. Благополучно ли для нас?». Я сказал, что за армию и народ можно отвечать, но командный состав и внутренняя политика затягивают войну и мешают победе».
В Думе сложились силы, которые пользовались военно-политическими неудачами для дискредитации монархии и стремились к смещению царя. В середине 1916 года могущественный военный промышленник Путилов походя обронил изумленному французскому послу между двумя затяжками своей толстой сигары: «Будет революция».
Это должна была быть революция сверху.
Царь во время войны отклонял требования о созыве Учредительного собрания для выработки новой конституции. Он ни при каких обстоятельствах не пошел бы на открытое признание ослабления режима в глазах противника. Поэтому царь препятствовал деятельности обеих крайних группировок в Думе: в то время как одни требовали мирных переговоров с Германией независимо от положения на фронте, что было возможно только без этого царя, другие желали добиться военной победы — но от своего имени, а не от имени царя, которого опять-таки нужно было убрать. При этом первые не понимали, что играют на руку врагу, а вторые давно уже с ним сотрудничали. С момента открытия Думы нового созыва в 1912 году в ней были представлены крайне левые, так называемые социал-революционеры. Они расходились во мнениях с умеренными и консерваторами по вопросу о незаконности террористического подполья. Либералы и социалисты, пришедшие к власти в феврале 1917 года, составляли всего четверть от общей численности Государственной думы. Лагерь консерваторов образовали различные группировки, вплоть до праворадикальных. Многие из них, в целом лояльные к царю, объединились с либералами в протесте против господствующих отношений во властных структурах и засилья клики царицы (а также назначенных по ее инициативе министров Протопопова и Штюрмера). Царица, вмешиваясь в государственные дела, также постоянно предостерегала Николая в отношении принятия новой конституции: «Мы не созрели для конституционной монархии».
Немецкое министерство иностранных дел из донесений своих агентов было хорошо осведомлено о процессах в Государственной думе. В телеграмме немецкого посла в Копенгагене Брокдорф-Ранцау рейхсканцлеру Бетман-Гольвегу от 26 января 1916 года в Берлин отмечается, что царь сумел воспрепятствовать оппозиционному курсу благодаря перестановкам в правительстве. Критики власти стремились к ответственным постам, чтобы придать ускорение правительственной машине и укрепить сотрудничество с депутатами. Кратковременные меры по улучшению снабжения лишили революционную пропаганду, хотя и ненадолго, почвы — к огорчению немецкого правительства.
«Доктор Гельфанд, который вернулся в Копенгаген после двухнедельного пребывания в Стокгольме, где встречался с русскими революционерами, доверительно сообщил мне следующее.
Полученная им сумма в миллион рублей передана дальше, поступила в Санкт-Петербург и доставлена по назначению. Гельфанд настаивал на том, чтобы приступить к действиям 22 января, однако его доверенные лица решительно отказались, сочли немедленные выступления преждевременными и обрисовали текущее положение следующим образом. Продовольственное снабжение благодаря принятым чрезвычайным мерам улучшилось, что препятствует развертыванию революционных действий. (…) Необходимо выжидать, пока благоприятное развитие событий гарантирует успех революции. (…) Пропаганда мира некоторыми консерваторами препятствует ходу революции в нашем понимании. Дело не просто в том, чтобы вывести массы на улицы, а в том, чтобы контролировать их в нужном направлении. Положение министра внутренних дел Хвостова неясно. Он теснейшим образом сотрудничает с реакционными партиями, но в доверительном разговоре признался, что является самым прогрессивным революционером России и считает важным отречение царя. Кроме того, на съезде партий правого крыла зашла речь о договоре Антанты. Имеется в виду пункт, согласно которому в случае угрозы царскому трону со стороны какого-либо врага или вспыхнувшей революции Россия приобретает свободу рук в отношении сепаратного мира. (…)
Брокдорф-Ранцау».