Третье: Клейн успешно переправил в Россию многие важные сообщения и листовки и организовал на вокзале в Стокгольме наблюдение за русскими, возвращающимися из Америки и Канады, пытаясь вовлечь их в агитационную работу в рядах русской армии, при этом на случай, если они провалятся, убеждал их рассказами и фотографиями в том, что с русскими пленными в Германии обращаются хорошо. С этой целью, а также для распространения в русских окопах изготовлена примитивная книжка с многочисленными рисунками, изображающими жизнь военнопленных в немецких лагерях, и короткими рассказами об условиях их содержания там. Клейн получает пособие 300 марок в месяц. На расширение его работы требуется дополнительно 700 марок в месяц. На печатание указанной книги массовым тиражом убедительно прошу выделить 3–4 тысячи марок.
Четвертое: Затраты на собственно типографию в Стокгольме, которая в этом месяце начинает действовать, я оцениваю в 800000 1 марок в месяц. Эта типография будет печатать также все, что будет необходимо Клейну, Личеву и Кескюле.
Пятое: Перевод и печатание на многих языках книги о положении в России, составленной из выступлений депутатов Думы, воспроизведенных дословно, должно стоить 10 000 марок.
Прошу Ваше Превосходительство утвердить и выделить следующие суммы:
1. Кескюле на конец марта, апрель, май, июнь 70 000 марок
2. Личеву на апрель (зачеркнуто), май, июнь, июль 18 000 марок
3. Клейну на апрель, май, июнь 7 000 марок (проживание, организация, книга)
4. Типография в Стокгольме, май, июнь 2 000 марок
5. Дума — речи депутатов 10 000 марок
6. Мелкие расходы, командировки, разовая печать и т. п. 23 000 марок
Итого 130 000 марок
Убедительно прошу Ваше Превосходительство перевести указанную сумму в Дойче банк в депозитную кассу А.
Штейнвакс.Проект новогоднего приказа по армии генерал Гурко сочинил в сугубо патриотическом духе, но Николай слушал его невнимательно, словно погруженный в мечтания, которые к тому времени уже не имеют ничего общего с действительностью: «Время для мира еще не настало. Россия еще не выполнила возложенную на нее задачу. Занятие Константинополя и морского пути через него, восстановление свободы Польши еще не свершилось… Однако мы остаемся неколебимыми в своей уверенности в победе. Бог благословил наше оружие. Оно будет покрыто славой и обеспечит нам мир, достойный наших геройских подвигов. Моя славная армия, это будет мир, за который будущие поколения вознесут тебе вечную благодарность!».
Французский посол Палеолог сообщает, что гости на новогоднем приеме были шокированы видом царя и распространили слух, что царица пичкает его наркотиками; он также вспоминает посещение Царского Села:
«Николай был любезен, дружелюбен и прост, как всегда, и даже создавал некую непринужденную атмосферу, но бледное, вытянувшееся лицо выдавало его внутреннее состояние. Он давал мне личную аудиенцию, и я был потрясен. Его долгие паузы, мрачный взгляд, полное отсутствие живости и координации утвердили меня во мнении, что Николай настолько раздавлен событиями, что потерял веру в свое предназначение; в душе он уже отрекся и сдался катастрофе».
В дневнике Николай не позволяет ничему проявиться. Лаконично, как в протоколе: «Принял Гурко, беседа с Алексеевым, сегодня очень холодно…».
Приезд для доклада председателя Государственной думы Родзянко 7 (20) января 1917 года описан в его дневнике более подробно:
«Из моего второго доклада вы, Ваше Величество, могли усмотреть, что я считаю положение в государстве более опасным и критическим, чем когда-либо.
Настроение во всей стране такое, что можно ожидать самых серьезных потрясений. Партий уже нет, и вся Россия в один голос требует перемены правительства и назначения ответственного премьера, облеченного доверием народа. Надо при взаимном доверии с палатами и общественными учреждениями наладить работу для победы над врагом и для устройства тыла. К нашему позору, в дни войны у нас во всем разруха…».
Переходя к вопросу фронта, я напомнил, что еще в пятнадцатом году умолял государя не брать на себя командование армией и что сейчас, после новых неудач на румынском фронте, всю ответственность возлагают на государя. «Не заставляйте, Ваше Величество, — сказал я, — чтобы народ выбирал между вами и благом Родины. До сих пор понятия царь и Родина были неразрывны, а в последнее время их начинают разделять…»