Государь сжал обеими руками голову, потом сказал: «Неужели я двадцать два года старался, чтобы все было лучше, и двадцать два года ошибался?».
В дневник в тот вечер царь ничего не записывает׳ об этом примечательном моменте, когда его откровенно ткнули носом в реальное положение и его собственные ошибки: «Беляев делал первый доклад после назначения военным министром. Затем принял Родзянко».
Насколько встревожены были определенные круги власти и населения, которые в эти дни еще не потеряли чувства ответственности и верности трону, показывают появляющиеся в первые недели 1917 года инициативы, направленные на предотвращение приближающегося хаоса. На попытки спасения и добрые советы Николай не реагирует.
Среди родственников царя, которые давно уже напрасно уговаривают его воспрепятствовать влиянию жены в правительственных назначениях, идут споры, составляются планы. Тех великих князей, которые пользуются доверием и симпатией Николая, посылают к нему, чтобы раскрыть царю глаза на создавшееся положение и подтолкнуть к созданию нового правительства с широкими полномочиями (что, как считала царица, ограничило бы ее самодержавную власть). Указаний на вред, причиненный единолично назначенными Александрой (с подачи Распутина) в его отсутствие бездарными министрами[90], царь слушать не хотел, не верил им и требовал доказательств. Не раз Николай напоминал критикам, что наиболее ненавистного им министра внутренних дел Протопопова он взял из среды думских депутатов, чтобы укрепить их доверие.
Среди двоюродных братьев царя, озабоченных положением в стране, а также движимых ненавистью к царице, личной злобой и болезненным честолюбием, вызревают планы заговора. Предполагается при удобном случае принудить царя к отречению, а царицу запереть в монастырь и тем самым обезвредить. К счастью, этот план преждевременно выболтан и потому не осуществляется. Мать Николая, Мария Федоровна, которая с начала войны поселилась в Киеве, пытается в письмах воздействовать на сына. Она умоляет его как можно скорее прислушаться к ее советам, помиловать убийц Распутина, которые стремились лишь спасти царя и Россию, и, наконец, навести порядок в политических делах. К Александре она в последние годы относилась весьма скептически. Царица это чувствовала: когда она входила в комнату, где Николай разговаривал с матерью, те умолкали.
Но и материнские уговоры ничуть не помогают.
Наконец, великий князь Александр Михайлович, младший из дядей Николая и его зять (муж его сестры Ксении), решается на серьезный разговор. Разве не с ним Николай дружил с детства, не он обнимал наследника, когда умер царь Александр? Не он ли, Сандро, выручал разумными советами Николая, когда на того внезапно свалилась власть, к которой он не был готов? И вот Сандро приезжает в Царское Село. Он и с Александрой условился о встрече. Та вышла к нему, едва встав с постели, и встретила очень холодно, потому что понимала, о чем он будет говорить. В присутствии Николая Александр начинает увещевать обоих.
Александра (как давняя причина недовольства в адрес государя) должна воздерживаться от вмешательства в политику, а Николаю следует немедленно сформировать новое, приемлемое для Думы правительство. Пока Николай курит одну папиросу за другой, Сандро, косясь на Александру, продолжает: «Твое вмешательство в назначения министров вредит престижу Ники. Я твой друг уже двадцать два года, и как друг должен тебе объяснить, что против твоей политики выступают все слои населения. У тебя такие замечательные дети, почему ты не занимаешься ими и не предоставляешь государственные дела своему мужу?».
На возражения Александры, что самодержец не может уступить всю власть парламенту, Сандро парирует: «Ты в корне ошибаешься, Аликс. Твой муж перестал быть самодержцем 17 октября 1905 года»… В тот день Николай издал манифест о созыве Государственной думы — российского парламента.
Эта попытка спасти режим обречена на провал. В ходе разговора, вращающегося вокруг деятельности царицы в период пребывания Николая в Ставке, князь распаляется: «Подумай, Аликс, тридцать месяцев с тех пор, как царь принял верховное командование и уехал в Ставку, тридцать месяцев я не говорил ни слова о недостойных делах в нашем правительстве, вернее сказать, в твоем правительстве, но сейчас мне ясно, что ты на краю гибели, и твой муж тоже — а что будет с нами? Ты не имеешь права увлекать родственников и всю страну в пропасть!». Тут Николай спокойно прервал излияния Александра и выпроводил его. Вернувшись к себе в Киев, тот завершил свою речь письмом: «…Царь один таким государством, как Россия, править не может… Твои советчики продолжают вести Россию и тебя к верной гибели… Правительство сегодня тот орган, который подготавливает революцию. Народ ее не хочет, но правительство употребляет все возможные меры, чтобы было как можно больше недовольных, и в этом оно преуспевает. Мы присутствуем при небывалом; зрелище: революция сверху, а не снизу».