Нарушение закона о престолонаследии считалось тяжким государственным преступлением. Согласно статье 100 третьей главы Уголовного уложения: «Виновный в насильственном посягательстве на… порядок наследования престола… наказывается: смертной казнью».
Закон 1797 г. о престолонаследии успешно действовал 100 лет. Немецкие принцессы[40] исправно рожали царям большое потомство. Власти и население всегда знали наследника престола (цесаревича). Единственная оплошность — несвоевременное объявление наследником великого князя Николая Павловича вместо великого князя Константина Павловича — привела к восстанию декабристов.
К моменту вступления на трон Николая II наследников мужского рода было более чем достаточно. В стране имелось около двух десятков великих князей. Ко времени коронации Николая пишется картина — на переднем плане лихо скачет Николай II в форме кавалергарда, а за ним — десять упитанных великих князей. На ней, правда, нет братьев царя — 23-летнего Георгия и 16-летнего Михаила. Судя по всему, Высочайший заказчик не хотел видеть их рядом с собой.
Тем не менее закон о престолонаследии с занятием престола Николаем II автоматически установил и наследника — цесаревича Георгия. Наследник из Георгия был неважный — он постоянно болел и находился на курортах. Зато младший брат Михаил рос умным, физически сильным в отца, красивым юношей, любимцем всей фамилии Романовых. Существует версия, по которой умирающий Александр III просил Николая передать престол Михаилу после достижения им совершеннолетия.
18 июня 1899 г. скоропостижно скончался наследник цесаревич и великий князь Георгий Александрович. Манифест от 28 июня 1899 г. извещал о кончине последнего и гласил далее: «Отныне, доколе Господу не угодно еще благословить Насъ рождениемъ Сына, ближайшее право наследования Всероссийскаго Престола, на точномъ основании основнаго Государственнаго Закона о престолонаследии, принадлежитъ Любезнейшему брату Нашему Великому Князю Михаилу Александровичу». Отсутствие в Манифесте слов «Наследник Цесаревич» в титуле Михаила Александровича возбудило в народе недоумение: по свидетельству автора текста Манифеста обер-прокурора К. П. Победоносцева, рано утром 29 июня он составил проект в двух вариантах (со словами «Государь Наследник Цесаревич» и другой — без), император утвердил второй вариант; по словам Победоносцева, Манифест возбудил «толки в городе и при дворе: как же это — нет Наследника?»
Монархисты всех стран, говоря о преимуществах монархии над иными формами правления, подчеркивают, что будущий монарх с самого рождения готовится к управлению страной.
Казалось бы, сам Бог велел молодого умного наследника престола привлечь к руководству и управлению страной. Но Николай II, мягко выражаясь, не любил брата. Внешне это почти никак не проявлялось. Но Николай с самого начала царствования твердо решил ни при каких обстоятельствах не передавать трон брату. Ему дали под начало эскадрон гвардейской кавалерии — командуй своими кирасирами и ни во что не лезь. Затем Михаила «повысили» — дали гусарский полк в глуши за 700 верст от Петербурга.
Думал ли Николай II об интересах 150 миллионов подданных, о судьбе огромной империи? Ведь достаточно одной бомбы террориста, и кто бы принял престол — командир кирасирского эскадрона?
Николай надеялся на любимую Аликс, но она упорно рожала только дочерей: 3 ноября 1895 г. — Ольгу, 29 мая 1897 г. — Татьяну и 14 июня 1899 г. — Марию.
Поздней осенью 1900 г. Николай традиционно находился на отдыхе в Ливадии. Там царь заболел.
23 октября 1900 г. император записывает в своем дневнике: «Ходил к морю и смотрел на прибой. Погода была солнечной, нехолодной. Поздравлял А. И. Пушкинас 10-летием на должности командующего войсками Одесского военного округа. Играл в теннис. Принял Турхан-пашу. Он привез от султана альбом с массой фотографий…»[41].
Следует заметить, что во время каждого приезда Николая II в Ливадию к нему прибывали посланники султана. Однако целью их визитов были не столько дипломатические переговоры, сколько «восточная ментальность» — турки по-прежнему считали Крым своей собственностью. А поскольку явных претензий не было, да и каждый раз привозились ценные подарки, государь принимал их. По мнению К. Ф. Ипатьева, именно через турецкий альбом император заболел тифом или получил иную инфекцию.
24 октября Николай II был активен, занимался государственными делами, принимал у себя Куропаткина. Но уже 25 октября записи в дневнике резко меняются: «Отвратительный день с осенним ветром. Утром гулял нехотя, т. к. чувствовал себя неважно. Принял Ламсдорфа. Лег спать рано».
Лейб-медик, престарелый Гирш, поставил диагноз — инфлюэнца (то есть простуда или грипп). Однако царю становилось все хуже. Вызванный из Петербурга профессор Военно-медицинской академии Попов изменил диагноз на брюшной тиф.
Майор Ипатьев ставит несколько иной диагноз: «В болезни Императора настораживает несколько фактов. Его болезнь по клиническим признакам никак не похожа на брюшной тиф. Более того, за все время болезни у него не ухудшался аппетит, он мог вставать и ходить по комнате. Изучая симптоматику болезни Императора, современные врачи-инфекционисты с большой долей вероятности утверждают, что эта болезнь вовсе не была брюшным тифом.
В силу большой контагиозности, брюшным тифом легко могли заразиться находящиеся в близком окружении Царя люди. Но ни в то время, ни после ни у кого из них признаки этой болезни не были выявлены. Наблюдавшие государя врачи Г. И. Гирш, Тихомиров и профессор Попов так и не пришли к единому мнению о том, что же стало причиной болезни. Однако весьма интересен тот факт, что подарок Турхан-паши — альбом, привезенный от султана, уже 26 октября при странных обстоятельствах исчезает из дворца Государя».
С 1 по 28 ноября царь находился в тяжелейшем состоянии. Врачи не исключали летальный исход.
Фактически Александра Федоровна взяла на себя управление государством. «По свидетельству «правой руки» министра Императорского двора А. А. Мосолова, императрица отдавала приказания непосредственно В. Б. Фредериксу и другим должностным лицам, «которые уже затем докладывали о полученных указаниях, причем добавляли, что государыня приказывала о своих распоряжениях не говорить. Все эти приказания передавались фрейлинами А. А. Олениной и С. Орбелиани княгине Е. Н. Оболенской.
Скоро, однако, этих фрейлин оказалось недостаточно, и императрица вызвала из Рима бывшую свою фрейлину княжну Марию Викторовну Барятинскую, с которой государыня, за три года перед этим, поссорилась. Княжна Барятинская, весьма умная и толковая барышня, тогда лет около тридцати, заняла при государыне место ее начальника штаба и всем управляла с большой энергией. Она устранила ненормальность положения, переговаривая с министром и со мной о всех желаниях государыни до отдачи приказаний. При ней эти желания незаметно стали переходить от вопросов, касающихся только так называемых «полковников от котлет», к вопросам, касающимся министров, чем граф Фредерикс ставился иногда в затруднительное положение»[42].
Императрица-мать в это время гостила у родных в Дании. Узнав о болезни сына, Мария Федоровна срочно отправила несколько телеграмм в Ливадию Александре Федоровне с предложением пригласить лучших европейских врачей к сыну и просила сообщить, когда ей лучше приехать. Александра сухо отклонила оба предложения. Присутствие в Ливадии императрицы-матери и свидетелей-иностранцев не входило в планы Аликс.
Ряд министров и генералов во главе с военным министром Куропаткиным (будущим «маньчжурским героем») начал подготовку к государственному перевороту. В случае смерти Николая они собирались возвести на престол пятилетнюю дочь Ольгу, а царица становилась регентшей. Однако премьер-министр Витте отказался присоединиться к заговору, за что заслужил пожизненную ненависть царицы. Михаила любила гвардия, да и вся Россия от аристократов до социалистов слишком хорошо знала прелести женского правления в XVIII веке, и страна вряд ли тихо приняла бы на престол пятилетнюю девицу. Таким образом, уже в 1900 г. Россия была поставлена на грань гражданской войны.
40
Как уже говорилось, единственное исключение представляла датская принцесса Дагмара (Мария Федоровна), жена Александра III.
41
В главе используется рукопись, любезно предоставленная автору майором ГРУ в отставке К. Ф. Ипатьевым.
42