Она видела, как Ники тяжело, как переживал происходившее, но держался. Ей самой было «порой невыносимо». Душа болела за всех, но в первую очередь за страну. Брестский мир стал настоящим потрясением. «Какие времена? Что дальше! Позорнейший мир. Ужас один, до чего в один год дошли. Только все разрушили. Полным ходом армия уничтожается, как же противиться врагу? Унизительный мир… Ведь быть под игом немцев — хуже татарского ига». В том марте Александра Федоровна предсказала, что Германию неизбежно постигнет участь России, что там крушение будет не менее ужасным, чем здесь. В первый раз подобное предположение высказала Вырубовой летом 1914 года, сразу после начала войны, а теперь уже в таком исходе не сомневалась.
Самые трогательные и исповедальные письма Александра Федоровна отправляла Анне Танеевой-Вырубовой. И почти каждый раз просила ту, чтобы все эти листки непременно уничтожала, так как, если обнаружат, «могут быть неприятности». И сама неизменно, прочитав множество раз сама, а затем детям и мужу, бросала в огонь. Но Анна Александровна не последовала совету своей венценосной подруги. Она сохранила эти послания. Не могла с ними расстаться. Благодаря этому дошли до потомков эти уникальные документы, раскрывающие душевные состояния царицы на краю бездны, рисующие жизнь ее близких на пороге небытия.
Как только вышла из казематов Петропавловской крепости, Анна сразу начала писать в Тобольск. О многом рассказывала. Как сидела в одиночной камере, как охранники издевались, морили голодом, плевали в пищу и даже в лицо, как врывались ночью пьяной гурьбою и избивали, чуть не надругались, собирались даже расстрелять. Как невыразимо стыдно было, когда ее подвергали медицинскому освидетельствованию в присутствии нескольких лиц, так что и не знала, как смогла все это перенести. Сообщила, что когда в августе ее выслали в Финляндию, то по дороге пьяная матросня ее арестовала и заточила в трюм «Полярной звезды», той самой яхты, на которой когда-то они вместе проводили время, о чем осталось столько теплых воспоминаний.
Затем опять сидела в крепости, но уже Свеаборгской. Как потом ее допрашивали уже при большевиках и держали под арестом в Петрограде на Гороховой улице в бывшем доме градоначальства, где теперь размещается эта страшная ЧК. И как ей удалось чудом спастись, а ее искали по всему городу, арестовывали близких, а она пряталась у разных знакомых и каждый день, каждую минуту ждала ареста и смерти.
Но Бог оказался милостив, охранил, и всегда находились добрые сердца, помогавшие, когда уже и надеяться-то не на кого. Анна писала, что не перевелись преданные люди, готовые оказать любую помощь царской семье. Ей передавали деньги, и она пересылала их через верных лиц в Тобольск. Только один известный сахарный делец и банкир К. И. Ярошинский перевел через Вырубову почти 200 тысяч рублей. И другие посылали. Но все благодеяния людям приходилось осуществлять в обстановке строжайшей тайны, рискуя всем.
Письма Танеевой-Вырубовой производили сильное впечатление на тобольских арестантов. Рядом с тем, что пережила Аня, их жизнь казалась относительно благополучной и спокойной. Даже Николая Александровича, всегда сдержанного и умевшего свыкаться с грустными обстоятельствами, злоключения верного друга семьи тронули почти до слез. В середине декабря в конверт с письмом Аликс царь вложил и свой листок, где было всего несколько строк: «Мысли и молитвы всегда с Вами, бедное страдающее существо! Ее Величество читала нам все ваши письма; ужасно подумать, через что Вы прошли! У нас здесь все хорошо — очень тихо. Жаль, что Вы не с нами. Целую и благословляю без конца. Ваш любящий друг. Н.».
Александра же Федоровна восхищалась Аней. Она просто молодец! Какая сила духа, как мужественно и честно переносит страдания! Кругом предают, клевещут, крадут, душу свою отдают дьяволу, она же — нет; сумела выдержать. Царица считала Танееву не только своей подругой, но и единомышленницей-ученицей, которой многое в жизни сумела объяснить. Эти уроки, как теперь видно, не прошли даром. В том и ее заслуга. Аликс овладело чувство глубокой и непроходящей нежности по отношению к Анне. Ее браслет с руки не снимала, а на ночь обязательно надевала кольцо, то самое, которое получила при последнем расставании. Да и днем бы не снимала, но оно было велико, опасалась потерять.
Писала ей, когда бывала одна, обычно лежа в постели. В камине горел огонь, и порой казалось, что она переносится в другое время. Невольно вспоминались тихие, умиротворенные вечера в Царском, в Анином домике. Их неспешные беседы, размышления, занятия рукоделием, музыкой. И голос Григория забыть не могла, как и то, что он говорил. Теперь, в Тобольске, она тоже беседовала с подругой, каждому письму отдавала столько самого важного, потаенного.