Последний их день — 3 (16) июля 1918 года. Солнце взошло в 5 часов 5 минут, зашло в 22 часа 5 минут. Световой день длился 17 часов. Ничего необычного не случилось. Тот день зафиксировала в своей записной книжке Александра Федоровна: «Вторник. Серое утро, позднее вышло милое солнышко. Беби слегка простужен. Все ушли на полчаса на прогулку, осталась Ольга и я. Готовили лекарства. Татьяна читала духовное чтение, затем они ушли. Татьяна осталась со мной, и мы читали книгу пророка Амоса и книгу пророка Авдия. Потом болтали. Как обычно, комиссар пришел в наши комнаты, и наконец, после целой недели, принесли яйца для Беби. В 8 ужин. Внезапно вызвали Седнева повидаться с его дядей, и он исчез. Очень удивлюсь, если это правда и мы увидим его вновь. Играли в безик с Николаем. 10 с половиной пошли спать».
Солнца они больше никогда не увидят. Их разбудят в середине ночи, заставят быстро одеться, проведут в подвал-кладовую, и там прогремят выстрелы.
ЭПИЛОГ
В ночь с 16 (3) на 17 (4) июля 1918 года в Екатеринбурге совершилось страшное преступление. В подвале «Дома особого назначения» варварски убили императора Николай II Александровича, императрицу Александру Федоровну, цесаревича Алексея Николаевича, великих княжен Ольгу, Татьяну, Марию, Анастасию. Вместе с ними и за них погибли верные приближенные: доктор Е. С. Боткин, камердинер А. Е. Трупп, повар И. М. Харитонов, горничная А. М. Демидова.
Организаторы и исполнители прекрасно знали, что творят злодеяние. Ни с какой точки зрения, ни с какой идеологической меркой невозможно было понять и принять убийство женщин и детей. Поэтому публично лишь сообщили, что «Николай Романов расстрелян, а семья эвакуирована в надежное место». Потом коммунистический режим наложит на екатеринбургское событие жесткое табу, а в исторических сочинениях станут, открыто или завуалированно, непременно оправдывать преступление, выставлять какие-то «объективные причины», обусловившие убийство. Самая расхожая: от «бывшего царя» исходила угроза новой власти. Да, исходила, но не потому, что его освобождение привело бы к реставрации династии, как то нередко утверждали. В тот конкретный момент подобное было совершенно исключено. Главные силы антикоммунистического сопротивления не вели борьбы под флагом Романовых, и никто из членов царской фамилии ни в какой форме не участвовал в гражданской войне. Невозможно и вообразить, чтобы сам Николай Александрович, после всего случившегося, согласился бы снова стать во главе страны.
Но в перспективе возвращение к монархической форме правления отнюдь не было исключено. Здесь таилась основная угроза для новых хозяев. Несмотря на все дискредитации, поношения, шельмование, у большинства населения сохранялась внутренняя, глубинная привязанность к самодержавно-авторитарной власти, реальным воплощением которой и являлся екатеринбургский узник. Его убийство — сугубо политическая акция. Александра Федоровна была совершенно права, когда говорила, что Николай II «воплощает в себе Россию». Он оставался национальным символом, знаком русской государственной традиции, живым образом великой империи. Победившие интернационалисты уничтожали связь России с прошлым. Не могли не уничтожать. Та же причина обусловила и беспощадное истребление прочих членов династии. Никакой отдельно взятый великий князь не был страшен большевикам. Их пугала та идея, тот принцип, на которых многие века стояла Россия.
Убивали в Екатеринбурге не «бывшего полковника Романова», а именно царя. Много раз различные оправдатели большевиков писали о том, что ничего необычного тогда не произошло и «в других странах» подобное случалось. Вот, например, во Франции казнили же короля Людовика XVI и королеву Марию-Антуанетту. Да, казнили, и это тоже невозможно оправдать. Чужие преступления не могут служить индульгенцией для собственных злодеяний. Но нужно учитывать, что чету Капетингов убили не за то, что это король и королева, а по причине их конспиративных связей и заговорщической деятельности против республиканского строя. К тому же во Франции казнь провели гласно, при свете дня, с обнародованием хоть какого-то приговора. В России же дело обстояло совсем иначе. Николай Александрович борьбой с властью не занимался и смиренно относился к своей участи. А если бы занимался, если бы властям удалось уличить в чем-то, то не преминули бы с шумом и криком публично лишить его жизни. Сделали же все глубокой ночью, в подвале, потом несколько дней ликвидировали тела и хранили эту тайну неколебимо, а на публике лгали и лгали без конца.